Однажды, после того как Тани вернули с очередного допроса, она долго и задумчиво смотрела на Матео, а потом сказала:
— Если случится так, что я не вернусь, не думай, что я тебя предала.
— А почему ты можешь не вернуться? — испугался Матео Сакраменто её слов, а ещё больше — грустного задумчивого вида, к которому, казалось бы, давно должен привыкнуть, но в этот раз было в нём что-то такое, от чего сердце его сжалось в дурном предчувствии.
— Ну, если не выдержу всего этого и улечу, — сказала она.
— Улетишь? Как так?
— Я ведь из племени ачибе. Женщины ачибе умеют превращаться в птиц.
— Здо́рово!
— Не очень.
— Почему? Ты же можешь улететь, когда захочешь. И потом, летать в небе, на свободе — это же…
— Я навсегда должна буду остаться птицей, понимаешь? Навсегда. Обратно в человека превратиться нельзя.
— Вот как… — хмыкнул Матео. — Да, это… не очень хорошо. Хотя птицей, наверное, быть тоже не так уж плохо. Особенно в эти времена. Никто не расстреляет тебя, нужно только держаться подальше от охотников. И война тебя никак не будет касаться. Лейтенант уже ничего не сможет тебе сделать, представляешь?
— Я вернусь на родину, в Африку! Ведь я её толком не видела — меня увезли, когда я была ещё совсем маленькая.
— Хотел бы я увидеть Африку. Должно быть, она очень красива.
— Конечно! И там нет ни войны, ни лейтенанта Бастиани, ни капрала, у которого вечно разит изо рта собакой; зато всегда много еды и добрых людей.
— Бастиани везде есть, — сказал Матео Сакраменто, и только потом подумал, что говорить этого не следовало, потому что эти слова ранят её. И он поторопился добавить: — Но в Африке их, пожалуй, действительно нет, потому что там много солнца.
— Если я не вернусь, не думай, что я тебя предала, — повторила она.
— Не буду, — обещал Матео Сакраменто.
— В Африке люди никогда не убивают друг друга, не причиняют боли и не испытывают ненависти, — заговорила Тани через несколько минут молчания. — Войн и преступлений там не бывает. Мужчины любят женщин, а женщины любят мужчин и рожают им детей. Мужчины мужественны и справедливы, а женщины красивы и нежны. В Африке всё очень просто и понятно, потому что людям нечего делить, нечему завидовать, не за что драться, они знают, что живут ради жизни, а не ради смерти. Ими правит мудрый король Альфредо VII, ему сто тридцать шесть лет, но он совсем ещё не старый, потому что в Африке люди живут и по два века. Его жена, королева Мирабель, прекрасна ликом и душой, люди зовут её матерью, и она им в самом деле как мать. Там много диковинных животных, каких здесь никогда не видывали, и птиц, которые совсем не боятся человека, берут пищу у него из рук и поют, сидя на плече, свои песни. А ещё люди разных племён умеют превращаться в животных и птиц, или даже в деревья и предметы, а у некоторых в головах растут прекрасные цветы, разные у женщин и у мужчин, и над ними кружат бабочки и колибри. В Африке никогда не бывает голода, еды всегда в достатке, а болезни хотя и случаются, но от них очень редко умирают, потому что природа добра к людям и даёт им всё необходимое для долгой и здоровой жизни. Умирая, многие не покидают мир насовсем, а становятся тем существом, в какое умели превращаться при жизни. Мой прапрадедушка — он был из племени асуна, — когда умер, стал песочными часами, и эти часы его правнуки передавали по наследству из семьи в семью; так его жизнь продолжилась и будет продолжаться, быть может, вечно.
— Да… — вздохнул Матео Сакраменто, когда Тани замолчала. — Хотел бы я пожить в Африке.
— Вот и моя мать ни за что не хотела уезжать, — подхватила Тани, — но отец, он был гуарани, уговорил её. Он сказал, что лишь утишит немного свою тоску по родине, повидается с братьями-сёстрами, и потом они вернутся обратно, чтобы прожить свои дни, сколько бы их ни было, на африканской земле. Только так не вышло, как они располагали, потому что через год мать умерла от какой-то хвори — в Африке она не привыкла болеть, её сердце не умело сопротивляться болезням, поэтому болячка убила её быстро. И отец, конечно, никуда не поехал, остался жить в Комо.
А потом началась война, но этого Тани уже не рассказывала. Потом началась война, и когда синие пришли в Комо, её отца вытащили из кровати, где за три дня перед тем, словно предчувствуя недоброе, он вдруг уснул летаргическим сном, и расстреляли в числе многих других во дворе алькальдии, поскольку все его братья встали на сторону красных. Все его братья и даже одна из сестёр ушли в отряд Гильермо Пансы, а он остался дома, потому что ему нужно было заботиться о Тани, потому что он ненавидел кровопролитие, потому что он никогда никого не убил, потому что в сердце его было недостаточно решимости, чтобы взяться за оружие, и ещё много всяких «потому что», которые находятся у самых разных людей, когда к двери их дома является война и голодной собакой садится у порога, а смерть ходит вокруг и заглядывает в окна. Спящего летаргическим сном Мбарете во время расстрела поддерживали с боков два собрата по несчастью, и если бы не повисшая на грудь голова, никто и не догадался бы, что с беднягой что-то не так. Он не проснулся даже перед смертью, а уж счастье это его или несчастье — кто как посмотрит.