Снова повисла тишина. Габриель прислушивался к дыханию Майи. Как она могла солгать ему об отце? Может, еще что-то скрывает?
Майя отсела чуть в сторонку, глубоко вздохнула, будто готовясь совершить нечто опасное.
— Я тоже думала о вчерашней ссоре.
— Ты должна была рассказать мне об отце, — напомнил Габриель.
— Я защищаю тебя. Не веришь?
— Этого мало. — Габриель наклонился к ней. — Ладно… Говоришь, мой отец прислал письмо в Новую Гармонию? Ты точно не знаешь, откуда оно?
— Я уже говорила о «Хищнике». Правительство постоянно следит за электронной перепиской. Мартин никогда не послал бы жизненно важную информацию через интернет.
— Почему я должен верить тебе сейчас?
— Ты же Странник, Габриель. С первого взгляда можешь отличить, врут тебе или нет.
— Я думал, эта способность не пригодится… в беседах с тобой. — Встав с кушетки, Габриель вернулся к себе на раскладушку. Сон не шел.
Ясное дело, Майя защищает его. Но, кажется, она не способна понять, как сильно нужен Габриелю отец. Только он может подсказать, как поступить дальше — теперь, когда Габриель осознал себя Странником. Сам Габриель понимал, как меняется, но что с этим делать?
Наконец он уснул и увидел отца: тот шел по темной нью-йоркской улице. Габриель кричал, бежал за ним. Отец был слишком далеко, не слышал. Мэтью Корриган свернул за угол, но когда Габриель добежал до того места, отец исчез.
В том же сне Габриель стоял под фонарем на блестящем от дождя тротуаре. Оглядываясь, он заметил на крыше здания камеру наблюдения. Вторую — на фонарном столбе. И еще с полдесятка — по всей улице. Тогда Габриель понял, что Майкл тоже ищет отца. У него камеры, сканеры и прочие устройства Большого Механизма. Между братьями началась гонка — ужасное состязание, — и победить у Габриеля нет никакого шанса.
5
Арлекины считали себя последними защитниками истории, но собственное историческое сознание у них строилось больше на традициях, нежели на фактах, изложенных в книгах. Уже ребенком Майя знала все лобные места в Лондоне. Отец показывал их во время занятий по оружию и уличному бою: на площади Тайберн казнили опасных преступников, в лондонский Тауэр заключали предателей, с виселиц в Уоппинге[3] годами не снимали трупы пиратов.
Во все времена власти убивали евреев, католиков — всех, кто поклонялся иным богам или проповедовал неугодное мировоззрение. В Западном Смитфилде имелось место, где казнили еретиков и ведьм, женщин, убивших собственных мужей, и неизвестных Арлекинов.
В таких местах Майя чувствовала плотную ауру страдания, и точно такую же ауру ощутила, войдя в здание уголовного суда в Южном Манхэттене. В дверях Арлекин огляделась. Посмотрела вверх — на большие часы под высоким потолком, на белые мраморные стены, светильники в стиле ар-деко и узорные перила лестниц, которые говорили о большой чувственности прошлой эпохи.
Опустив взгляд, Майя вернулась в реальный мир. Полицейские, преступники, судебные приставы, адвокаты, потерпевшие, свидетели — все, шаркая, направлялись к дверям, где их ждал металлодетектор.
Дмитрий Аронов — пухлый пожилой мужчина с тремя прядями сальных волос, зачесанными поперек лысины, — остановился на секунду у самого металлодетектора. Сжимая в руках кожаный портфель, он оглянулся на Майю.
— В чем дело? — спросил охранник. — Не стойте, проходите…
— Да-да, конечно, конечно.
Сразу за контролем Аронов резко встал и, закатив глаза, глубоко вздохнул, как будто забыл в машине важные документы, потом прошел через КПП в обратную сторону и последовал за Майей через вращающуюся дверь. Снаружи он чуть задержался на ступеньках лестницы, глядя на горизонт. Было четыре часа дня. Над городом нависли серые тучи, и солнце казалось размытым пятнышком света.
— Ну, что скажете, мисс Стрэнд?
— Пока ничего… Пока.
— Сами видели: тревога не прозвучала, никто не арестован.
— Не покажете ли товар?
Вдвоем они пересекли улицу, лавируя между запрудивших проезжую часть машин, и прошли в маленький парк в центре площади. В дни юности Нью-Йорка здесь, в Коллект-Поунд-парк, находился городской отстойник, куда стекались сточные воды. Место и по-прежнему было темное — скрытое тенями домов. Знаки в парке запрещали кормить голубей, и стайка голодных птиц перелетала с места на место, клюя землю.
Майя с Ароновым присели на деревянную скамейку — на самом краю участка, который охватывали две камеры наблюдения. Поставив портфель рядом на скамейку, русский эмигрант пошевелил пальцами.