Разжав ладони, аббатиса медленно опустила руки. Было в этом жесте нечто одновременно изящное и опасное. Майя тут же потянулась к ножу. «Нет, — хотелось ей крикнуть. — Нет». А монахиня, развернувшись, метнула нож. Черный клинок вонзился в дверь в футе над головой Габриеля.
Заслонив собой Странника, Майя достала свой метательный нож, вскинула руку… И тут узнала аббатису — ирландку пятидесяти с лишним лет: зеленые глаза горели жестоким, безумным огнем, из-под апостольника выбилась прядь рыжих волос, а большой рот изогнулся в презрительной улыбке.
— Ты всегда такая медлительная? Или не ожидала меня здесь увидеть? — произнесла женщина. — Несколькими дюймами ниже — и твой дружок был бы мертв.
— Это Габриель Корриган, — ответила Майя. — Странник, как и его отец. Ты его чуть не убила.
— Убила бы, если б захотела.
Габриель взглянул на нож.
— Кто вы, черт побери?!
— Это матушка Блэссинг. Одна из выживших Арлекинов.
— Ну конечно же… Арлекин… — Последнее слово Габриель произнес с презрением.
— Я знала Майю еще ребенком. Научила проникать в здания. А она всегда стремилась походить на меня, однако ей, видимо, еще многому предстоит научиться.
— Что ты тут делаешь? — спросила Майя. — Линден говорил, ты погибла.
— Именно этого я и добивалась. — Сняв покров, матушка Блэссинг аккуратно сложила его. — Когда Торн попал в западню в Пакистане, я поняла, что среди нас — предатель. Твой отец не поверил. Кто же предал нас? Знаешь, Майя?
— Шеперд. Я убила его.
— Отлично. Надеюсь, он долго мучился. Я прибыла на остров четырнадцать месяцев назад. Когда здешняя аббатиса умерла, меня сделали временной настоятельницей. — Ирландка снова ухмыльнулась. — Бедные клариссы живут просто и праведно.
— Вы испугались, — сказал Габриель, — и спрятались тут.
— Глупышка. Особого впечатления ты не производишь. Возможно, тебе следует пройти через барьеры еще несколько раз? — Подойдя к двери, матушка Блэссинг выдернула нож и спрятала его в ножны, скрытые под складками одежды. — Видишь алтарь у окна? В нем спрятан освещенный манускрипт. Говорят, написан самим святым Колумбой. Мой Странник хотел изучить его, и я последовала за ним на этот осколок холодного камня. С жаром кивнув, Габриель шагнул навстречу ирландке.
— А вашего Странника звали…
— Конечно же, Мэтью Корриган. Он здесь. Я охраняю его.
20
В предвкушении, Габриель огляделся.
— Где же он?
— Не бойся, я отведу тебя к нему. — Убрав несколько булавок, матушка Блэссинг сняла апостольник и слегка встряхнула головой, освобождая гриву спутанных рыжих волос.
— Почему вы не сказали Майе, что мой отец на острове?
— Я не общалась ни с кем из Арлекинов.
— Мой отец должен был попросить отыскать меня.
— Однако не попросил. — Отложив апостольник на столик, ирландка взяла меч в кожаных ножнах, перекинула ремень через плечо. — Майя разве не говорила? Мы, Арлекины, защищаем вас, но понимать никак не обязаны.
Не говоря больше ни слова, она вывела Габриеля и Майю из часовни. Снаружи на скамейке их дожидалась одна монахиня — миниатюрная ирландка. Перебирая четки, она беззвучно шептала молитвы.
— Капитан Фоули еше не уплыл?
— Нет, мэм.
— Передай, что наши гости задержатся на острове. Я сообщу, когда их забрать. Обе женщины и девочка заночуют в общей комнате, юноша пойдет в кладовую. Скажи сестре Джоан, чтобы приготовила на ужин вдвое больше порций.
Кивнув, маленькая монахиня удалилась.
— Эти женщины послушны, — сказала матушка Блэссинг, — но их молитвы и пения раздражают. Для монашек ордена с таким строгим уставом бедные клариссы чересчур много треплются.
Майя и Габриель последовали за аббатисой по короткой лестнице на второй, промежуточный, уступ — к монастырским постройкам. Монахи в шестом веке сложили их из блоков известняка; чтобы защититься от ветра, двери сделали тяжелыми — из дуба, а окна — маленькими и круглыми. Каждая постройка была размером с лондонский двухэтажный автобус.
Вики и Элис куда-то пропали, но матушка Блэссинг объяснила, что они сейчас в хижине-кухне. Из трубы на крыше этого домика тянулась тонкая струйка дыма, уносимая ветром на юг. Пройдя по грязной тропинке мимо общинной спальни, которую матушка Блэссинг назвала кельей святого, они подошли к последней хижине — кладовой. Здесь аббатиса пристально посмотрела на Габриеля, словно на некое экзотическое животное.
— Он внутри.
— Спасибо, что охраняли моего отца.
Убрав с глаз непослушную прядку, матушка Блэссинг ответила: