— Оставь свои благодарности при себе. Это пустые эмоции. Я сделала выбор и приняла обязательства.
Открыв дверь, она провела Габриеля и Майю в кладовую. Там были дубовые полы и узкая лестница, ведущая на второй этаж. Свет проникал через три оконца, неровным рядом вырезанных в скальной стене. Повсюду стояли ящики, консервные банки. Имелся тут и переносной аккумулятор. На красном ящике с аптечкой первой помощи обнаружились свечи.
Матушка Блэссинг бросила Майе коробок спичек.
— Зажги-ка несколько свечей.
Встав на колени, ирландка надавила на выцветшую панель в гладкой дубовой поверхности пола. Панель приподнялась — под ней была веревочная ручка.
— Вот так. Отойдите-ка.
Не вставая с колен, матушка Блэссинг потянула за ручку. В полу открылся люк — стали видны каменные ступени, ведущие вниз, в темноту.
— Что-то я не понимаю, — сказал Габриель. — Мой отец здесь в тюрьме сидит?!
— Разумеется, нет. Бери свечу, спускайся — сам убедишься.
Приняв у Майи свечу, Габриель обошел матушку Блэссинг и ступил на каменную лестницу. Стены подвала были выложены кирпичом, а пол — усыпан гравием. Внизу стояли пластмассовые ведра с железными ручками. Из них, наверное, монахини поливали огород летом.
— Эй, — позвал Габриель.
Никто не ответил.
В одной из стен Странник заметил дверь. За ней оказалась совсем уж маленькая комната. У Габриеля возникло чувство, будто он прибыл в морг опознать труп: на каменной плите лежало тело, накрытое хлопковой простыней. Постояв у плиты несколько секунд, Габриель одернул покрывало и увидел под ним отца.
Скрипнули дверные петли — вошли Майя с матушкой Блэссинг. Обе несли по свече. На стенах заплясали тени Арлекинов.
— Как… Когда он умер? — спросил Габриель.
Матушка Блэссинг закатила глаза, будто не могла поверить, что Габриель настолько несведущ.
— Приложи ухо к его груди — услышишь сердцебиение. Один удар в десять минут.
— Габриель ни разу не встречал других Странников, — пояснила Майя.
— А, ну теперь встретил. Твой отец в таком состоянии уже несколько месяцев. Что-то случилось. Мэтью мог остаться в том месте, куда попал, если оно ему понравилось. Или же оказался в ловушке и не может вернуться.
— Сколько он может так продержаться?
— Если погибнет в другом измерении, его тело тоже умрет и истлеет. Если выживет, но не вернется, тело продолжит стариться. Однако было бы неплохо, если б он там погиб. — Ирландка сделала паузу. — Я бы смогла наконец убраться с этого проклятого острова.
Отвернувшись от отца, Габриель шагнул к матушке Блэссинг.
— Можете покинуть остров хоть сейчас. Убирайтесь к черту!
— Я охраняю твоего отца, Габриель, и готова умереть за него. Но не жди, что я стану ему другом. Мой долг — оставаться спокойной и рассудительной. — Пристально взглянув на Майю, матушка Блэссинг вышла из комнаты.
Габриель не помнил, сколько простоял у тела отца. Он столько преодолел и все ради того, чтобы найти пустую оболочку! От разочарования часть разума отказывалась верить увиденному. Габриель, будто ребенок, захотел проделать все заново: выбраться наружу, потом войти в кладовую, открыть люк, спуститься — и чтобы концовка была иной.
Майя накрыла тело Мэтью Корригана простыней. — Темнеет, — сказала она. — Надо бы найти остальных.
Габриель не пошевелился.
— Мы с Майклом жили ради этого мига. Перед сном разговаривали, обсуждали, как представляем себе встречу с отцом.
— Не волнуйся, он вернется. — Взяв Габриеля за руку, Майя вывела его из комнаты. Снаружи похолодало. Солнце опускалось за горизонт.
Они вошли в хижину-кухню, где было по-домашнему тепло и уютно. Полная монахиня-ирландка, сестра Джоан, как раз закончила выпекать ячменные лепешки и укладывала их на поднос вместе с различными джемами. Сестра Рут — монахиня постарше, в очках с толстыми стеклами — суетилась, разбирая привезенные припасы. Открыв печь, она подбросила в огонь несколько кусков торфа, которые тут же занялись темно-оранжевым пламенем.
Со второго этажа по лестнице быстренько спустилась Вики.
— Габриель! Что там?
— Позже расскажем, — ответила Майя. — Пока неплохо бы выпить чаю.
Расстегнув «молнию» на куртке, Габриель сел на скамейку у стены. Обе монахини уставились на него.
— Мэтью Корриган — твой отец? — спросила сестра Рут.
— Да.
— Для нас было честью с ним познакомиться.
— Он великий человек, — сказала сестра Джоан. — Великий…
— Нам чаю нальют? — отрезала Майя, и все замолчали. Через несколько секунд Габриель уже держал холодными руками чашку горячего чая. Повисла напряженная тишина. Наконец вошли с коробками в руках еще две монахини: сестра Морин — та самая низенькая ирландка, что молилась у часовни, — и сестра Фаустина — из Польши, она говорила с сильным акцентом. Распаковывая коробки и разбирая почту, они вчетвером принялись весело щебетать, позабыв о гостях.