— Беглец глупым и не был, — фыркнула Кесса. Она не хотела смотреть на харайгу, но не могла отвести взгляд от её приоткрытой пасти с острыми зубками, круглых глаз с ободком серебристого металла, коротких изогнутых когтей на передних лапах, до поры прижатых к стальным перьям… Вдохнув поглубже, Кесса шагнула к ящеру.
— Можно потрогать вашего зверя? — спросила она возницу, что-то отмечающего на листе велата. Тот удивлённо на неё посмотрел и нащупал среди бочек и циновок длинный поводок. Харайга с тихим шипением запрыгнула на повозку и села, поджав лапы. Кесса протянула руку к её морде.
Харайга не шевелилась — не обнюхивала пальцы Речницы, когда та прикоснулась к её носу, не приподнимала хохолок, когда её гладили по макушке, и даже коготь не шелохнулся от прикосновения чужих пальцев. Кесса медленно убрала руку, лизнула порезанный острейшей кромкой палец и отошла от повозки.
— Они тёплые, — заметила она с удивлением. — Перья…
— Эрррх… Чародейство, не иначе, — покивал Делгин, выбираясь со двора. — Эти перья растут прямо из шкуры. Звери так кричат, когда… Вот оно! Слышали?
Истошный вой пролетел по переулкам, заглушив городской шум. Кто-то кричал, изнемогая от боли и страха. Кесса вздрогнула.
— Да мало радости, когда сталь растёт сквозь мясо, — буркнул Нингорс, приглаживая мех на загривке. — Волк, так где твои хвалёные лавки? Долго ещё мне ходить голышом?
Многочисленные лавки сгрудились в кольце стен — у каждой гильдии была своя небольшая крепость, и стены эти высотой не уступали иным городским — тут даже были дозорные башни! Кесса лишь присвистнула, пересчитав стражников. Опоясанные стенами кварталы стояли бок о бок, ворота к воротам, сейчас все они были открыты, и повозки с водой беспрепятственно проезжали от лавки к лавке. Из закрытых дворов доносился шелест папоротника и рёв панцирных ящеров, четырёхкрылые шонхоры сновали по крышам — на лапках каждого сверкали белые кольца. У главных ворот разгружался караван из Рата, и жители уже толпились вокруг, разглядывая и обсуждая каждый свёрток, снимаемый с повозки. На табличках, развешанных над каждым крыльцом, тянулись перечни тканей, — ни одна не была знакома Кессе, и она, махнув рукой, зашла в первый же дом. Цена оказалась невысокой, торг не затянулся, — и Нингорс вышел из квартала ткачей и швей, завязав на поясе новенькую набедренную повязку с несложной вышивкой на длинных хвостах.
Улочки в торговых кварталах — все, кроме единственной широкой колеи, на которую, как на нитку, были нанизаны все маленькие крепости — были так узки, что солнце на них не падало — крыши смыкались краями. Кое-где к стенам прилепили крохотные цериты, чтобы в длинных узких переходах жители не сбивали друг друга с ног. Все куда-то спешили, толкались и шипели по-кошачьи, но вокруг Нингорса было пусто, будто его окружала невидимая стена.
— Алгана! — испуганно воскликнул кто-то в переулке. Речница обернулась, но увидела лишь всколыхнувшуюся толпу, — воскликнувший, растолкав соседей, уходил прочь.
На листе коры, вывешенном над воротами, красовалась распластанная шкура с хвостом, но без головы. Этот рисунок успел потемнеть и местами затереться от дождей, но под ним чернели свежие знаки — три выжженных круга, три луны.
Кислый запах выделанных шкур висел в воздухе, смешиваясь с горечью незнакомых трав и печным дымом. Клыкастый торговец — один из немногих местных жителей, кто был одет с ног до головы, а не обошёлся набедренной повязкой и собственной шерстью — расплылся в улыбке, кивая на прибитые к доскам полосы и обрезки, на груды кож в огромных ларях и над ними.
— Хороший день, уважаемый Алгана! Только на днях привезли товар из ваших краёв.
Нингорс кивнул, и его крылья едва заметно вздрогнули.
— Что пойдёт на прочные ремни? — спросил он. — Хурга? Давай сюда, что есть.
Житель, отмахнувшись от подмастерья, развернул перед хеском свёрнутые шкуры, повертел одну из них так и этак, помял в руках и потянул в разные стороны. Нингорс фыркнул и, вытянув из груды одну из кож, подозрительно её обнюхал.
— Прочные, я сказал, — буркнул он, бросая шкуру обратно. — Где ты берёшь эту рухлядь?
— Ох-хо-хо, — покачал головой горожанин, жестом отсылая помощника в другую комнату. — Самое прочное, что есть, и сыростью совсем не тронутое. Разве я стану обманывать Алгана?!
— То-то нос горит от вонючего порошка, — ещё громче фыркнул Нингорс. Оборотень, прикрывшись рукой, чихнул.
— Верно, — вполголоса сказал он, повернувшись к Кессе. — Любят тут насыпать этой дряни. Аж глаза режет!
— Вот хорошая кожа, — сказал житель, разворачивая ещё одну шкуру и указывая на маленькое клеймо в уголке. — С ваших холмов.
Нингорс потрогал кожу, помял и тщательно обнюхал — и кивнул.
— Это пойдёт. А с Холма Полуночной Грозы ничего не привозили?
— Холм Полуночной Грозы? Клеймо с луной и молнией? — торговец, на миг задумавшись, кивнул на прикрытый ларь. — Давно ничего нет. Одни обрезки на шнурки и браслеты. Не нужно?
Крылья Нингорса дрогнули ещё раз, он приоткрыл пасть, хотел что-то сказать, но только мотнул головой и похлопал по выбранной шкуре.
— Назови цену.
Выбравшись из лавки, Делгин неудержимо расчихался и отошёл подальше от Нингорса, повесившего шкуру на плечо.
— Этого хватит? Одной маленькой шкурки? — Кесса удивлённо смотрела на шкуру хурги.
— Кардвейт разрешил взять инструменты, — сказал Делгин, утирая нос. — Но где найти место? В комнате ты всех уморишь!
— Выветрится, — буркнул Нингорс.
Делгин, отмахиваясь от горького запаха и поминая вполголоса богов, вывел путников из сплетения переулков за стену, на широкую улицу, пригодную для повозок и панцирных ящеров. На каждом крыльце стояли жаровни, пахло мёдом и варёными ягодами, и многие жители, проходя мимо, держали в руках свёрток со сластями или палочку с нанизанными на неё микринами. Кесса, вдохнув сладкий запах, двинулась к ближайшему крыльцу, но её оттолкнул прохожий. Она замерла на месте, забыв о сладостях, — таких хесков она уже встречала, и не в этом городе. По улице шли, прижимаясь друг к другу и хмуро поглядывая на иноплеменников, кладоискатели из Скейната.
— Нингорс, смотри! Помнишь их? Они копали яшму в ручье, — прошептала Речница, потянув хеска за крыло. Он пожал плечами.
Они нагнали кладоискателей у поворота. Кесса думала, что там начинается один из переулков, но мостовая через пару шагов упиралась в лестницу. На ступенях, перед открытой дверью, стояла боевая харайга. Рядом с ней сидел горожанин в кожаной броне. Его руки — от запястья до плеча — обвивали десятки плетёных браслетов.
— Вот так они обычно ходят, — прошептал Делгин, указывая на жителя. — Все в шнурках и лентах. Это из-за Волны всё поснимали.
Кладоискатели, подойдя к лестнице, замялись, но всё же один из них шагнул на ступеньку, а за ним поднялись и остальные. Житель в доспехах дал знак харайге, и ящер попятился, пропуская гостей. Один из них достал из сумы увесистый мешочек, высыпал содержимое на ладонь, — в тусклом свете заблестела яшмовая галька. Горожанин покосился на неё, кивнул и указал пришельцам на дверь. Вскоре на крыльце осталась только харайга, и дом закрылся.
— Самые смелые, — проворчал Нингорс. — Не только залезли в болото, но и перешли границу.
— Может, и нам продать камешки? — Кесса посмотрела на лестницу. Алгана фыркнул.
— Подожди до Рата. Деньги ещё остались?
— Денег хватит, — кивнула Речница.
Широкая улица взбиралась на холм и, миновав подъём, разбивалась о зубчатые кирпичные стены. Там она распадалась на два рукава, и толпа расходилась по ним, а ворота, в которые упиралась дорога, оставались закрытыми. Зубастый череп тзульга украшал каждую створку, ещё один был укреплён над воротами. Кесса, высмотрев в нижней части левой створки калитку, довольно усмехнулась.
— Там есть открытая дверца! — крикнула она, спускаясь с крыши на плечо Нингорса. Хеск осторожно поставил её на мостовую.
— Ага, туда и идём, — кивнул Делгин. — Ворота открываются не для… Эррх, мех и кости!