…Окно тихонько заскрипело, и оглушительный грохот прокатился по комнате. Вывалившись из кокона, Кесса села на кучу листьев, ошалело мигая. Из-за приоткрытых ставней вновь полыхнуло серебряным огнём, и новый громовой раскат накрыл постоялый двор. Дождевые струи хлестали по черепичной крыше, выбивая гулкую дробь. Речница подошла к окну, открыла его настежь и выглянула наружу, вдыхая запах мокрого леса, прибитой пыли и летней грозы.
— Чёрное Озеро дышит в окна, — проворчал, выглянув из кокона, Варкин — пришелец из Рата. Его белая шерсть с тонкими лиловыми полосами, всегда аккуратно приглаженная, со сна взъерошилась. Он высунул длинную морду из кокона, взглянул на подсвеченные белыми сполохами тучи и, зевнув, закрыл глаза. Больше никто не шелохнулся, даже шонхор, зарывшийся в листья в углу, спал мёртвым сном.
Что-то заскрипело на улице — сперва тихо, потом — всё громче. Перед домом, на перекрёстке, стояла чёрная каменная башня без единого окна, с остроконечной крышей, и сейчас эта крыша, разделившись на сегменты, наклонялась углами внутрь, пока не вывернулась наизнанку. Вода наполняла её, как огромную чашу. По черепичным желобкам на край выползло тёмное существо с высоким гребнем на спине, прошлёпало перепончатыми лапами по крыше и остановилось наверху, глядя на тучи. Кесса видела в сполохах молний широкий плоский хвост, чешуйчатые скользкие бока и тяжёлую зубастую голову.
«Куайма!» — Речница вспомнила, как открывались «окна» посреди болота, выпуская плоскохвостых ящериц. «Я-то думала, они городов боятся…»
…Утром Кесса выглянула в окно и не увидела ни Куаймы, ни провалившейся крыши. У каменной башни стояла повозка, и водоносы подставляли бочки под толстую трубу, выходящую из чёрного бока. Из-за приподнятой дверной завесы — со двора — уже давно тянуло кипящим жиром, грибным варевом и жареной рыбой, её запах просочился во все щели, наполнив спальные комнаты. Все, кто остался тут на ночь, давно спустились во двор. Кесса поворошила листья в углу и ничего не нашла — шонхор улетел незаметно, оставалось только надеяться, что его никто не съел.
Нингорс, слегка припылившийся и пропахший смолой и глиной, сидел недалеко от жаровни, разглядывал дно большой глиняной чаши и вместе с приезжими Варкинами слушал Венгэта. Тот сидел напротив, подставив солнцу белую спину; он разделся до пояса, и Кесса видела мелкие поблескивающие перья, жёсткие, как чешуя.
— С поселенцами всегда так, — ответил на прервавшуюся речь Венгэта один из приезжих. — Когда не надо, их полный город. Когда надо — у них плетеница, рыба, дом и Вайнег знает, что ещё.
— Рассадник одержимых — эти лесные поселения, — кивнул Венгэт. — Будь я князем, объявил бы, что каждый, не явившийся в город до срока, будет считаться пособником Волны. С этого дня и навсегда.
— Будто в городе Волны нет, — буркнул Нингорс, разглядывая чашу.
— В городе есть стража, и есть порядок, — качнул головой белый ящер. — Тут все под присмотром. Если кто-то сорвётся с цепи, его быстро схватят. А что там, за стенами? Мох и харайги…
Кесса села неподалёку с миской варева. Завидев её, Венгэт поднялся со скамьи, и Варкины разбрелись по углам. Во двор вошёл Акаи в длинной бело-зелёной накидке и остановился под аркой, прижав уши. Кесса думала, что он испугался Нингорса, но хеск вовсе не смотрел на Алгана и Речницу — его взгляд был направлен на ближайшую компанию Варкинов. Те, прекратив разговор, повернулись к нему и слегка приоткрыли пасти, показывая короткие, но острые зубы. Акаи, помявшись на пороге, шагнул вперёд, приложив кончики пальцев к груди. Один из Варкинов поднялся, повторяя его жест. Длинный хвост Акаи, унизанный бусами, закачался из стороны в сторону, хеск прижал к груди скрещённые ладони. Варкин развёл руки в стороны и пошевелил растопыренными пальцами. Акаи, отвесив поклон, прошёл к торговцу рыбой, а Варкин хлопнул в ладоши и уселся на своё место. Кесса мигнула.
— Ты наелась, Шинн? — Нингорс, заметив, что она давно не черпает из миски, наморщил нос. — Одной ложкой? Как ты думаешь отрастить зубы, детёныш?!
— Таких клыков, как у тебя, у меня никогда не будет, — покачала головой Кесса. — Ты теперь пойдёшь отдыхать? Что вы делали ночью?
— Укрепляли стену, — ответил хеск. — Отдых мне не нужен. Ты ещё не раздумала идти в Тзараг, к местному зверью?
— Тзараг! — Кесса вскочила со скамьи. — Пойдём скорее!
Солнце высоко поднялось над чёрными крышами, и влага ночного ливня испарилась, не оставив и следа на широких улицах. Из распахнутых ворот, чья арка была украшена тремя огромными черепами тзульгов, выползала пустая повозка. Пар, вылетающий из её труб, шипел громко, но ещё громче ревели невидимые звери по ту сторону ворот, и с грохотом падали наземь тяжёлые тела. Скрежет, рёв и пронзительный визг сменялись шипением и лязгом. И приезжие, и горожане толпились в воротах, вытягивая шеи. Тзараг был огромен — город внутри города, со своими улицами и площадями, с высокими стенами глухих загонов, утыканными кольями, и с решётчатыми клетками из колючих стволов.
— Делгин говорил, что у них есть живой тзульг! — Кесса потянула Нингорса за крыло — перекричать шум зверей и хесков было непросто. — Вот бы его найти!
Громкий рёв рога рассёк толпу, как удар бича, и по улице пробежала вереница анкехьо — пятеро ящеров переваливались с боку на бок и отчаянно размахивали хвостами, чудом не задевая друг друга по носу, но бежали быстро и уверенно. На каждом из них сидел всадник-Венгэт с острой палкой, но никого из них не тыкали — только постукивали по краю панциря на поворотах.
За частыми прутьями большого загона слева от Кессы лежали горками сухие листья и ветки. Одна из них шевельнулась, расправляя крылья, и к ограде прыгнула небольшая пёстрая харайга, ещё не покрывшаяся стальным оперением. Она наклонила голову набок, высматривая в толпе добычу, напряглась, готовясь к прыжку, но лишь зашипела и подалась назад — вдоль ограды тянулись едва заметные светящиеся линии. Из другой груды листьев мигнул круглый глаз, и послышался злорадный скрип. Харайга, разочарованно зашипев, снова закопалась в листву, но просидела там недолго — Венгэт с раздвоенной палкой вошёл в загон и поворошил сухие ветки. Он был в прочной броне — весь, от загривка до пят. Харайги зашевелились, завидев его. Он постучал рогулькой по земле — существа подошли, переглядываясь и подёргивая хохолками. Венгэт снова стукнул палкой, негромко зашипел и шагнул в сторону. Харайги цепочкой потянулись к открытому проёму. Те, кто шёл в хвосте, рванулись вперёд, толкаясь и шипя друг на друга, но Венгэт тычками палки разогнал их и восстановил строй.
— Дорогие тут зверьки, — вздохнул кто-то за углом. — Зачем такой маленькой ящерке целый товег?! Ты готов, Сонтхи?
— Да, идём, — ответили ему. Говорящий волновался и никак не мог это скрыть. Толпа всколыхнулась, потоком устремляясь за угол, и Кесса, придерживая Нингорса за крыло, поспешила следом.
Когда поток существ вынес их к нужному месту, впереди уже сомкнулась стена спин, и только Нингорс мог увидеть что-то с высоты своего роста. Приглядевшись, он поднял Кессу и посадил на плечо — и она увидела открывшийся среди глухих стен округлый провал.
Его склоны, окружённые невысокой колючей оградой, спускались вниз высокими гладкими ступенями, на которых стояли Венгэты-воины. В самом низу, за ещё одним кольцом шипов, наклонённых внутрь, расстилалась огромная круглая площадка, засыпанная песком. На неё из незаметной дверцы в нижней ступени как раз выходил Венгэт в расшитой перьями накидке. Под ней по угловатым движениям хеска угадывалась весьма крепкая броня. Рядом с Венгэтом семенил Ойти, и его крылья дрожали от волнения. Он на ходу вынимал из поясной сумы сложенные листки и свитки.
Венгэт остановился, один из стражников спустился к нему и что-то негромко проскрипел. Воин в накидке из перьев качнул алым хохолком. Второй хеск нырнул в неприметную дверцу в нижней ступени — похоже, всё это сооружение было изрыто потайными ходами.
— Ты, Сонтхи из города Кести, что в Ойтиссе, подтверждаешь свои намерения? — спросил Венгэт, протягивая руку за свитками.