Рядом заворочался Нингорс, с хрустом потянулся, разминая крылья, и выпутался из красной травы. Тонкие стебли закачались, осыпая землю невызревшими мёртвыми зёрнами.
— Воды, — буркнул Нингорс, принюхиваясь к холодному ветру. Трава шелестела, колыхаясь, как озёрная гладь, издалека долетал запах мокрых веток, стекающей по стволам смолы и горьких рябиновых ягод.
— Ал-лийн! — Кесса подняла на ладони раздувающийся водяной шар — и охнула, выронив его в траву. Чистейшая вода окрасилась болезненной желтизной, и от неё заметно попахивало гнилью.
— Что с тобой? Чего испугалась? — Нингорс подобрал помутневший водяной шар и погрузил в него морду. Его жажда была сильна — шар вмиг сдулся до пары капель и истаял. Кесса потрогала мокрую травинку, поднесла руку к лицу — гнилостный запах никуда не делся.
— Ал-лийн, — прошептала она, складывая вместе ладони. Водяной пар, сгущаясь, подул на них прохладой — и сразу же Кесса почуяла гниль и увидела, как вода, собираясь по капле, окрашивается жёлтой мутью. Речница, задержав дыхание, сделала глоток.
— Красная трава и жёлтая вода, — прошептала она, допив остатки. — Речник Фрисс рассказывал, как это бывает. Золотень — вот что это такое. Яд Волны в каждой капле воды.
— Вода как вода, — отмахнулся Нингорс, разминая крылья и растирая запястья — и его лапы онемели от долгого лежания в траве. Он оглянулся на пройденную границу, втянул воздух и негромко рявкнул.
— Улетаем, — сказал он, подбирая с земли сбрую и накидывая на плечи. — Крепи ремни!
— Улетаем, — кивнула Кесса, скрепляя разрозненные части и продевая ремешки в прорези. — Что у тебя с крылом? Оно висит криво…
Крылья хеска никак не складывались — кости топорщились, перепонки обвисали, и ни свернуть, ни расправить их он никак не мог. Сделав пару шагов, он встряхнулся всем телом и недовольно рявкнул — ноги тоже плохо слушались его. Хлестнув хвостом по траве, он пригнулся и подсадил Кессу на спину.
— Крыло цело, в брюхе пусто, — буркнул хеск, отталкиваясь от земли. — Волна была тут недавно, вся дичь разбежалась. Никого не чую…
Едва они взлетели, печальный вой падальщиков взметнулся из травы им навстречу. Над красной степью, на краю овражка, под свисающими ветвями ивы двое Войксов терзали чьи-то тела. Еды им осталось немного — Кесса увидела в серой лапе падальщика обглоданную дочиста кость. Войкс пытался разгрызть её и недовольно топорщил иглы на спине — кость не поддавалась.
— Эта битва была давно, — прошептала Кесса. — Видимо, Волна притихла… или здесь у неё не было врагов.
Горячий ветер коснулся её щеки, и знакомый жар опалил запястья. Развернувшись, Речница увидела, как границу — стену вязкого красноватого воздуха — рассекает широким лезвием клин летучих демонов. Клоа, окутанные зелёным сиянием, прорывались сквозь алую муть, и Кесса видела, как в границе появляется белесый просвет, а за ним колышется тёмной волной многотысячный отряд. Клоа выстроились в ряд, развернулись над степью, устремляясь к стене, — вырезанный ими просвет был слишком узок, и армия Волны пройти не успевала.
— Нингорс, смотри! — вскрикнула Кесса. — Они сделали ворота!
— Уррх? — недоумённо буркнул хеск. Он летел, не сворачивая с намеченного пути, только ветер свистел в ушах.
Клоа во второй раз взвились над степью, вытягиваясь в длинную цепочку и разгораясь зелёным светом, режущим глаза.
— Лаканха! — крикнула Кесса, и водяная стрела пролетела над ними, рассыпаясь тысячей брызг и взвиваясь паром на раскалённых крыльях. Клоа бросились врассыпную, цепь сбилась, и прорезанный было проход сомкнулся — но прежде он успел выплюнуть рыжевато-бурый ком, на лету разворачивающий перепончатые крылья.
— Лаканха! — завопила Кесса, вжимаясь в спину Нингорса. Над ней — так близко, что волосы затлели — сверкнул испепеляющий луч. Водяная стрела, не достигнув цели, каплями рассыпалась по траве. Демон Волны летел за Нингорсом, а тот петлял и жался к земле, пока не зацепил крылом траву. Тогда он встряхнулся всем телом, и Кесса, не успев и пикнуть, кубарем покатилась в алые злаки. Кувыркаясь по сухой земле, она увидела краем глаза, как крылатые гиены летят навстречу друг другу — и с визгом и воем сталкиваются.
Земля оказалась твёрдой, удар о неё — сильным, но всё же Речница кое-как поднялась на ноги, шипя от боли и потирая ушибленный затылок. На ладони остался пепел — несколько прядей на макушке выгорело от близко пролетевшего луча. Кесса сделала шаг, выглядывая в небе сражающихся хесков — и снова, метнувшись в сторону, кувыркнулась в траву. Ослепительный луч едва не накрыл её, а там, где он зацепил землю, остался дымящийся пятачок — три шага в поперечнике.
Двое Алгана взлетели высоко, и облачная дымка прикрыла их, но Кесса видела, как они клубком катаются по небу, и как рыжий мех багровеет от крови. Крыло одного из бойцов бессильно повисло, и он мёртвой хваткой вцепился во второго, а тот сомкнул челюсти на его загривке. Хески уже не выли и не визжали, только слышно было, как с влажным хрустом клыки входят в плоть, и как трещат разгрызенные кости. Кто-то из тучи Клоа, собравшейся вокруг, сунулся слишком близко к Алгана — и полетел к земле, разорванный надвое. Остальные так и мельтешили вокруг бойцов, медленно скользя вслед за ними по небу. Прореха в границе сомкнулась, и никто не преодолел её.
Снова сомкнулись чьи-то челюсти, за хрустом послышался торжествующий вой, и два тела, расцепившись, полетели вниз. Их изорванные крылья беспомощно трепыхались, больше не удерживая их в небе, несколько мгновений — и оба хеска рухнули в красную траву. Один приподнялся, запрокинул окровавленную морду и завыл. Стая Клоа, сбившаяся в плотный клубок, дрогнула и рассыпалась, разметав существ по небу. Они улетали, не оглядываясь.
— Нингорс! — крикнула Кесса. Красная трава скрыла тела, но заметно было, что она шевелится. Окровавленный остов крыла приподнялся над ней, хеск попытался встать, опёрся на руки, высоко подняв голову, и упал обратно с хриплым воем. Речница бросилась к нему, путаясь в алых злаках, и едва не споткнулась о бессильно вытянутое крыло. Его с телом соединял лишь окровавленный лоскут кожи — мощная основа крыла была перегрызена, и из раны торчали осколки костей. Хеск мотнул головой, посмотрел на Кессу затуманенным взглядом. Вся его морда была вымазана в крови, клыки побагровели, алая слюна стекала в траву.
Речница опустилась на землю, едва дыша, склонилась над окровавленным телом. Там, где недавно топорщилась грива, прикрывая спинные шипы, остались глубокие рваные раны — и шипы, и грива были вырваны из тела вместе с кусками плоти. Алое месиво странно трепыхалось и пузырилось, будто раны пытались сомкнуться. Нингорс привстал, опираясь на руки, он хотел подняться, но не мог — туловище ниже изгрызенного хребта лишь мелко дрожало. Алгана заскрипел зубами и рухнул в траву, крыло бессильно дёрнулось.
— Нингорс… — Кесса дотронулась до его загривка и отдёрнула руку — хеск содрогнулся, рана, приоткрывшись, с чавканьем попыталась сомкнуться, но разошлась снова, и клочья меха от лёгкого прикосновения посыпались в траву. Нингорс повернул голову к Речнице. Его взгляд, затянутый алой пеленой, медленно прояснялся.
— Шинн, ты? Живая… Хорошо, — прохрипел он. Кесса, всхлипнув, обхватила руками его голову, хеск лизнул её лоб и тихо фыркнул.
— Ты так сильно ранен… Ты вылечишься? — тихо спросила она. — Что мне сделать?
— Лети дальше, Шинн, — Нингорс лизнул её лицо и прикрыл глаза. Он ещё дышал, но дыхание пахло кровью.
— Как я полечу, Нингорс? — спросила Речница, гладя горячий нос. — Тебе нельзя тут оставаться…
Хеск открыл глаза, вывернулся из рук Кессы, смерил её затуманенным взглядом и встревоженно рявкнул.
— Где твои крылья, Шинн? Кто тебя ранил? Кто?!
На мгновение перебитая спина подчинилась ему, и он согнул ноги, но встать уже не смог. Кесса гладила обмякшее тело, содрогаясь от беззвучных рыданий, и ничего не могла ответить.
Поодаль, в траве, шевельнулось ещё одно крыло, кто-то рявкнул — и сорвался на сдавленный хрип. Нингорс приподнял голову и зарычал.