— Не трогай воду, — Нингорс протянул руку к плечу Кессы. — Деревья от неё засохли.
— Тут уже не вода, — сказала Речница, отворачиваясь от мёртвого пруда. — Но зачем было её портить?!
Улицы тут мостили кирпичом — изредка целым, чаще — осколками. Каждый шаг отдавался в лиловых башнях гулким эхом, но никто не выходил из распахнутых растежь дверей, не выглядывал из узких бойниц, не шуршал среди камней. Кесса заглянула в одну из нетронутых башен, но вовремя увидела светящиеся янтарные полосы поперёк коридора и пурпурные знаки на дверном косяке.
— Тут совсем не любили гостей? — поёжилась она.
— Да что их любить, — фыркнул Нингорс. — Не лазь туда, Шинн, некого там искать…
Из кольца стен доносилось чавканье, хрустели кости, изредка кто-то сердито шипел. Войкс, отбившийся от стаи, залез на ограду, заглянул во двор, но на него зашипели, и он, недовольно фыркая, отошёл. Увидев чужаков, он вжался в стену и вздыбил все свои колючки, превратившись в истекающий ядом шар. Кесса показала ему пустые ладони, но хеск только зашипел и оскалился.
Башни расступились, освободив место для скопления глинобитных хижин. Они теснились вокруг длинного невысокого строения, из стен которого выступало что-то округлое, а местами торчали трубки. Сейчас в его боку зиял пролом, и стену и мостовую заливало что-то красноватое, вязкое. Над лужей гудел рой мошкары, мохнатые красные пчёлы слетелись сюда и ползали по сладко пахнущему месиву. Со стены сорвалась крупная капля, упала на мостовую — пчёлы устремились к ней.
— Это что за напасть? — Кесса попятилась от вязкой лужи. Нингорс, принюхавшись, сунул руку в пролом и слизал красноватую жижу с пальцев.
— Сироп, — прочавкал он. — Сироп из медовой хрулки. Варили его тут, что ли…
Он снова сунул руку в дыру и выгреб горсть сиропа. Пчёлы загудели недовольно, одна из них запуталась в шерсти на лапе хеска.
— Это едят? — изумлённо мигнула Кесса. Запах давно казался ей знакомым — так пахло от лотков с хесскими сладостями в тех городах, по которым ещё не прошлась Волна.
— Дай фляжку, — Нингорс забрался по плечи в пролом, пошарил в темноте и вернул посудину Кессе. С краёв фляжки стекали вязкие красноватые капли, и Речница осторожно слизнула их — и недоверчиво усмехнулась.
— Что же Войксы сюда не приходят? Разве мертвечина вкуснее?
Она отошла подальше от потревоженных пчёл, на ходу закупоривая фляжку, и едва не споткнулась — под ногами лежали длинные тонкие жерди. Кесса огляделась по сторонам — такие же палки торчали из соломы на крышах хижин, но у многих строений уже не было крыш. Сброшенные жерди валялись на мостовой, но соломы рядом не было — а кое-где её, не тронув опоры, посдёргивали с краёв. У тех хижин, что стояли поодаль от «сиропного дома», не было ни соломенных крыш, ни голых жердей, ни даже циновок в дверных проёмах — кто-то грубо сдёрнул их, оставив обрывки, и унёс.
— Нингорс, смотри! Кто-то утащил солому, — сказала Кесса, тронув жердь носком сапога. — А палки оставил. Войксам нужна солома?
— Гнёзда вьют, — фыркнул хеск. Он вылизывал пропитавшуюся сиропом шерсть и дул на подлетающих пчёл, отгоняя их.
Что-то прошуршало по мостовой, и Кесса, вздрогнув, шагнула к глухому переулку, зажатому меж тесными рядами башен. Звук шёл оттуда, но там никого не было — только тень скользнула по стене, да на кирпичах остались неглубокие царапины.
— Хаэ-эй! — крикнула Речница, заглядывая за угол. — Хаэй!
В переулке, растопырив высохшие плавники, лежала на брюхе мёртвая рыбина — огромный Вайган с толстыми пластинами на голове. Его броня больше не светилась зеленью и синевой, глаз не было вовсе, тело странно ссохлось и свисало из панциря, ставшего чересчур просторным. Кесса поёжилась и шагнула назад.
— Это Иссушение, вот что, — пробормотала она, поравнявшись с Нингорсом. — Речник Фрисс умеет так, но я никогда так не делала. Наверное, это Вайганы дрались между собой… Но как Волна одолела их?
Что-то неотступное тревожило её слух — не шорохи по углам, не голоса объевшихся падальщиков и не жужжание пчёл… Кесса села на мостовую, приложила руку к кирпичам — отдалённый холодок воды, текущей глубоко под землёй, коснулся пальцев. Она тихо журчала в глубине, под каждой улицей проложила путь река.
— Ты чего? — встревожился Нингорс, увидев, как Речница растягивается на мостовой и приникает ухом к земле.
— Там реки, — ответила она. — Настоящие чистые реки. Но как-то странно они текут…
Она слышала тихий плеск и шелест, бульканье размываемой грязи и пластов, сползающих в воду. Реки не было — что-то разорвало её на множество ручейков и стариц, и вода упорно просачивалась вбок от русла, разыскивая знакомый путь.
— Ты слышишь живых? — спросил Нингорс, оглядываясь по сторонам и настороженно принюхиваясь.
— Только воду, — вздохнула Кесса, поднимаясь с земли. — А ты? Ты учуял кого-нибудь?
— Тут много едкой вони, — фыркнул Алгана. — Алхимическая отрава! И много мертвецов и Войксов с их ядом. И вроде бы запах зверя — крупного ящера… запах зверя и металла. Тут плохое место для прогулок, детёныш. Кого ты хочешь тут найти? Я бы тут на лишний миг не задерживался!
Он шёл вслед за Кессой по пустынной улице, настороженно принюхиваясь к горячему ветру и недовольно скалясь. Речница, прикрыв глаза, прислушивалась к плеску чистой воды под мостовой. Она шла по следам подземной реки.
Что-то шуршало и похрустывало за поворотом, и Кесса пошла быстрее.
— Хаэй! — крикнула она и осеклась — там не было ничего, кроме перевёрнутой набок некромантской повозки. Её борта треснули, занавеси-циновки изорвались, и она беспомощно сучила костяными лапами, задевая стены и мостовые. Нингорс фыркнул.
— Этой кучке костей, что ли, нужна помощь?
— Нет, — покачала головой Кесса, перешагивая через обломки и останавливаясь на краю провала. Тут что-то вспороло мостовую на много локтей вглубь, и посреди улицы зиял котлован, окружённый полуразрушенными накренившимися башнями. Они уже лишились верхних этажей, и их остовы, изрезанные тонкими трещинами, наклонились над ямой. А на её дне клокотала в расколотом жёлобе маленькая река.
— Куда ты лезешь? — фыркнул Нингорс, останавливаясь у накренившейся стены. Кесса опустилась на мостовую, зачарованно глядя в провал.
— Нингорс, посмотри, тут было проложено русло — глиняная труба! И какая толстая…
Осколки глиняного русла торчали из земляных стен — труба раскололась, и вода текла по уцелевшему жёлобу, просачиваясь в бесчисленные трещины. Размытая земля капала обратно в реку, и помутневший поток скрывался под землёй.
— Интересно, откуда она течёт? — Кесса склонилась над проломом, пытаясь высмотреть в темноте истоки. Уцелевший кусок трубы торчал из земли, странные бесцветные водоросли выстилали его изнутри. Там, где труба треснула, они лежали на осколках ссохшимися белыми прядями.
— Лаканха! — прошептала Кесса, тонкой водяной стрелой сбрасывая обломки с водорослями обратно в русло. Вода вспенилась, брызгами оросив склоны. Высохшие белые клочья задрожали, вытягиваясь по течению и расправляя тончайшие побеги.
Что-то заклокотало в недрах земли, и Кессу, не успевшую отпрыгнуть, обдало холодной водой. Ручей, едва прикрывающий дно жёлоба, превратился в могучий поток, соединивший два обрубка трубы — как будто она и не раскалывалась.