— А-а, чёрный Алдер? Помню его, — кивнул Айому, принюхиваясь — из кладовой запахло солёными Листовиками и прошлогодней цакунвой, смешанной с молодыми пряными травами. — Он так рано взялся за работу? Хорошо… Ну так скольких фарков тебе пришлось разгонять? Каковы они в бою?
Из зимней спальни принесли шкуру крота, постелили поверх циновок, устроив удобное место для важных гостей. В углу забулькало — Сьютар цедил из бочонка кислуху, Окк шёпотом ругал его за жадность и требовал открыть кувшин с хумикой. Над огнём пристроили глиняный чан, и Кесса поднялась, чтобы встать рядом и следить за варевом, но старшие оттеснили её и жестом велели сесть рядом с Речниками. И она сидела там, пунцовая от смущения, и ловила каждое слово — и если бы она была кошкой, все увидели бы, как её уши поднимаются торчком. Фриссгейн рассказывал о странных вещах — о чешуйчатых Алдерах, ящерах-кузнецах из подземного мира, о гигантских Крысах Моджиса, по весне собирающихся на совет, о сарматах — повелителях энергии атома, о древних, как мир, городах и башнях из стеклянистого камня…
«Вот, новая напасть на Реке! Будто мало нам Инальтеков, будто мало погибших,» — хмурила брови Кесса, глядя на огонь. «Теперь ещё и фарки… Вот была бы я Чёрной Речницей, равной Ронимире, — небось, они не ходили бы здесь, как дома…»
Глава 07. Месяц до лета
Сухие листья Стрякавы трещали под ногами, толстые колючие стебли, поваленные друг на друга ветром, сплелись над дорогой, и стоило отойти от корабля на пять шагов, как он исчез в дебрях. Мёртвый шипастый лес гудел на ветру, иссохшие стебли-деревья угрожающе потрескивали, Кесса косилась на торчащие со всех сторон колючки длиной с её ладонь и ёжилась. Тропа — скорее, просвет среди стволов — прыгала с камня на камень по склону Стрякавной Пади, где-то впереди журчала вода.
— Ай! — Хельг неосторожно махнул рукой и задел молодой лист. Иглы на нём ещё не выросли во всю длину, но яда в них уже было с избытком, и Хельг сокрушённо вздохнул, дуя на покрасневшую ладонь.
— Провались оно в Бездну! — он запоздало потянулся за рукавицами. — Ну вот, Кесса, будет вам, что положить в котёл и в яму.
— Тш-ш! — зашипела та, глядя вниз, на заросшее дно оврага. На краю пологого спуска стоял Речник Фрисс и к чему-то прислушивался. Когда Кесса и Хельг догнали его, он поднял руку, преграждая им путь.
— Здесь это было? — тихо спросил он у юнца. Хельг угрюмо кивнул, указывая на дно оврага — туда, где два невидимых притока речушки сливались воедино, а стрякавные дебри ненадолго расступались.
— Ветер нам в лицо, — сказал Речник Фрисс и принюхался. — Непохоже, чтобы рядом кто-то гнил. Вы чуете странное?
Кесса покачала головой. Хельг нахмурился.
— Тогда я особо не нюхал, — буркнул он. — А сейчас не пахнет. Может, его крысы обглодали…
Фриссгейн опустил руку и шагнул на каменную ступень — первую из ведущих на дно оврага. Он снял с пояса меч и жестом велел Кессе и Хельгу держаться за его спиной. Листья снова захрустели под ногами — Стрякава за зиму щедро усыпала ими овраг. Её стебли, полёгшие от ветра, устилали склоны, кое-где приходилось переступать их, уворачиваясь от шипов.
— Хм, — Речник склонился над выгнутым стеблем. Кора истёрлась и отшелушилась, обнажив внутренние волокна — толстые, грубые, почти как волос Ифи, пожелтевшие от холода и влаги. Вырвав клок «волос», Фриссгейн помял их в пальцах и отдал Кессе.
— Хорошие, — кивнула она, пряча комок в карман. — Дед вовремя о них вспомнил. Нарежем, сколько хиндикса поднимет. Хельг! Ты что, сейчас будешь рубить?
Житель достал из-за плеча топорик и не собирался выпускать его из рук, на слова Кессы он сердито фыркнул.
— Внизу мертвяк! А ты бы шла на корабль. Или тут стой, если жить не надоело.
— Тише, — недовольно посмотрел на них Речник. — По уму, вам обоим сейчас место на корабле, а то и в лагере. Идите за мной!
Травяные дебри расступились, Кесса увидела взрытые груды листьев и обломки раздавленных стеблей. Что-то смяло молодые побеги Стрякавы и втоптало их в землю, старые стволы повалились друг на друга, и между них протянулась широкая взрытая тропа. Речник, оглядевшись, тронул листья носком сапога и повернулся к спутникам.
— Сюда! — он убрал меч и указал на что-то на земле. Кесса подошла, морщась от вони — теперь и она учуяла тухлятину.
— Квайет лежал тут, — Фрисс поворошил листья, чтобы все увидели буроватую грязь. Кесса судорожно сглотнула — смотреть ей не хотелось, но и отвести взгляд она не могла. Холод сочился от земли, и она вздрогнула всем телом. Хельгу почудился шорох, и он резко обернулся, замахиваясь топором.
— Ветер, — сказал Речник, переворачивая листья и поднимая комок земли. — Ты не напутал тогда, Хельг. Это был настоящий мертвяк. Посмотри, тут ещё виден мёртвый огонь.
В чёрной грязи блеснула едва заметная зеленоватая искра. Хельг пригляделся и вздрогнул.
— Вижу… Брось эту дрянь, Речник Фрисс! Она на тебя перекинется…
— Сил не хватит, — Фриссгейн зашвырнул комок грязи в заросли и потрогал землю на изрытой тропе. — Ага… Ну что ж, хорошо, что они не стали медлить. Больше этот кусок мертвечины никого не напугает.
— Что с ним? Где он? — Кесса огляделась, но ничего, кроме Стрякавы, не увидела. — Он… он тут ещё?
— За ним пришли олданцы, — Фрисс кивнул на тропу. — Разделили тело на части и унесли для сожжения. Была бы тут нормальная трава…
Он посмотрел на торчащие из ствола волокна, спутанные в колтун, и покачал головой.
— Да, тут тяжело оставить метку. Не знаю, чей это был род, но медлить они не стали. Сейчас этот Квайет, верно, уже в Кигээле — туда ему и дорога.
— А-а, — Хельг недоверчиво огляделся. — А кто поломал стебли?
— Двухвостка прошла, — Фрисс тронул сломанные и повисшие на одном волоконце шипы. — Олда спустили её в овраг. Мертвяк, должно быть, пытался отбиться, но одному человеку с Двухвосткой не справиться. А когда она его растоптала, оставшееся собрали в кулёк и унесли сжигать. Вон сколько следов осталось…
Он хмыкнул, приглядевшись к помятым листьям.
— Эта Двухвостка была очень сердита! Обычно они ещё и жуют всё подряд, а тут ничего не тронуто. Хотел бы я видеть, как они волокли её обратно…
Он покачал головой и осмотрелся по сторонам, выбирая тропу.
— Здесь разлит мёртвый огонь, тут мы ничего рубить не будем. Начнём вон с тех поваленных стеблей, — он кивнул на склон оврага.
— А я пойду за листьями, — Кесса указала на густую поросль молодой Стрякавы. Тут, в тени, она поднималась едва по пояс человеку.
— Ладно. Наберёшь мешок — зови нас, — кивнул Речник и пошёл вверх по склону, присматривая подходящий стебель.
— Тут всё истоптано, — пробормотал Хельг, задержавшись на поляне. — И что, Речник Айому этих следов не видел?! Нет, он в самом деле только и умеет, что жевать…
— Может, он не разглядел с обрыва, — вздохнула Кесса. — Заросли тут густые.
— Так спустился бы, Вайнег его побери! — скривился Хельг и зашагал вслед за Фриссгейном. Кесса огляделась и достала из-под куртки Зеркало Призраков. Оно было затянуто синеватым туманом.
— Вот тут были странные дела, — прошептала Кесса, поворачивая Зеркало к проложенной Двухвосткой тропе. — А не видел их никто, кроме камней и трав.
…С утра небо было чистым, но к полудню сомкнулись тучи; казалось, ветер уносит их прочь, но внезапно он переменился, и на Синие Взгорки пролился тёплый дождь. Он был по-летнему обильным, ветер, налетающий со всех сторон, срывал навесы и гнал дождевые струи вдоль земли, — и жители, оставив погасшие костры, теснились на палубах хиндикс. Циновки, сцепленные над кораблями в непрочный полог, трепыхались на ветру, но под ними было почти сухо, а полумрак никого не пугал. Кесса сидела под боком у Речника Фрисса, с другой стороны к ней прижималась Сима. Прилетевшие на разных кораблях перемешались под навесами, и иногда слышался топот и хруст — кто-нибудь, услышав голос Речника, пробирался под дождём к его хиндиксе.
— Речник Айому в этом году согласился быть Демоном, — рассказывал Вайгест Наньокет, — а кто будет Колдуньей, я не знаю.
— Кирин будет, — донеслось из темноты ворчание.