— Вот оно, — прошептала Кесса, открывая книгу на нужной странице. Долго искать не пришлось — и Кесса, и Сима давно выучили сказания до последней буквы и завитушки на полях. Сухие кожистые листья загадочного дерева Улдас негромко шуршали, переворачиваясь, от них пахло сладким дурманом.
Речница Ойга стояла у Провала — пещеры, ведущей в самые недра Хесса — и в последний раз оглядывалась на Реку, поднебесные деревья — Высокие Сосны Левого Берега — склонялись над ней, и их стволы виднелись на краях поляны, огромные, как горы. За Провалом была только тьма, и чьи-то глаза сверкали в ней.
— Ага, так и есть, — Кесса провела пальцем по чёрной броне Речницы, по причудливой бахроме, свисающей с рукавов, и по вытисненным на груди рисункам. Они были подкрашены — не чёрные, скорее бордовые — и Кесса видела каждый штрих. Выдра, поймавшая большую рыбу, Речной Дракон, выгибающий спину среди бурунов, и припавший к земле кот с лезвием на хвосте…
— А, вот как это носят, — Сима указала на пояс и ремни, перекинутые через плечо. — Этот ремешок — для ножен, тут — колчан со стрелами, а это всё не даёт поясу сползти. Смотри, у неё с собой лук!
— Угу, — кивнула Кесса. Она была растеряна и даже опасалась — только не знала, чего именно.
— Пойдём в кладовку! — Сима потянула её за рукав. — Надо примерить эту броню. Тут пишут, что её не взять когтями и клыками, и даже нож соскользнёт!
— Смотря кто бьёт, — пробормотала Кесса, плетясь за ней. «Вот это да! Чёрная Речница — мой родич… Сплю я, что ли?!» — она сильно ущипнула себя, но это не помогло. Мысли так и метались стаей напуганных чаек.
В пещере Скенесов было безлюдно — все толпились у хиндиксы, не так-то просто было поднять «заспавшийся» корабль в воздух — и всё же Кессе было не по себе, когда она при тусклом свете церита надевала на себя чёрную куртку. Та была немного велика в груди, подол сзади свисал хвостом едва ли не до щиколотки, чуть просторен был и пояс. Застегнув последнюю пуговицу и затянув потуже ремешки, Кесса сделала шаг к двери. Сима с восторженным писком отступила.
— Кесса — Чёрная Речница! Эх, жаль, тебе себя не видно! Ещё бы два меча или лук… — с сожалением вздохнула она.
Кесса ощупала пояс, и её пальцы провалились в длинные узкие карманы. Тонкая на вид кожа расходилась, открывая тайник за тайником. Кесса коснулась правого бедра, нащупывая воображаемый меч. Сима подпрыгнула на месте.
— А ведь ты… ты теперь точно станешь Чёрной Речницей! У тебя даже броня есть! Ты одета, как Чёрная Жрица, и у тебя есть ножи! Если ты вот так пойдёшь к Провалу, демоны тебя испугаются!
— Вот уж похвалила, — хмыкнула Кесса, неохотно снимая ремни. Лёгкая броня как будто приросла к коже — Кесса не чувствовала её. Сбросив куртку, она уткнулась в неё носом. Горькими травами вещи в сундуках перекладывали от жуков-кожеедов, их запах пропитал одежду, но сквозь него пробивался другой, незнакомый и дурманящий.
…Ветер свистел над обрывом, колотя друг о друга серые стебли Высокой Травы. Даже ветви гигантского Дуба едва заметно поскрипывали под его порывами. Река, медленно выползая из берегов, сердито клокотала и вздымалась пенными валами. Она сбросила ледяной панцирь, и его жалкие осколки теперь едва заметны были среди чёрных волн. Битый лёд громоздился на берегу. Земля вокруг причала Фирлисов превратилась в топкое болото, Река обошла его и понемногу приближалась к пещерам. Жертвенные чаши Реки-Праматери давно вытаяли из-под снега и сейчас были наполнены прошлогодней кислухой. Гранитные валуны в зарослях Высоких Ив и среди дубовых корней, едва обсохнув после таяния снегов, были вымочены дождями, покрывающий их мох разбух и покрылся рыжими пятнами. Осталось его немного — почти весь он плавал сейчас в остывающем котле. Котёл уже вытащили из подземной печи, и Сит Наньокетова ходила вокруг, поддевая мох палкой и принюхиваясь.
— Хватит с него, — кивнула она наконец, и Кесса, подобрав раздвоенную ветку, потянулась за пластом мха. Кусок за куском его вылавливали и раскладывали по плоским камням над печью. Серо-зелёные лепёшки разбухли и окутались паром.
Поодаль, над подземной кузницей Скенесов, сочился из обрыва тёмный дымок, время от времени прорываясь большими чёрными клубами. У распахнутых настежь корабельных пещер лежали на боках просмолённые хиндиксы — корабль Скенесов, и корабль Нелфи, и корабли Наньокетов и Санъюгов… Из-под обрыва доносился мерный стук и — изредка — грохот упавшей глыбы, — Диснар и Снорри Косг зарывались в скалы, расширяя начатые в том году туннели для новой пещеры. Чайки ещё не вернулись с незамерзающей Дельты, и их криков было не слышно, зато людской гомон не смолкал над Фейром, и даже холодный мокрый ветер никого не загнал в норы.
— Ну вот, со мхом покончено, — облегчённо вздохнула Сима, присаживаясь на нагретый камень. — Немного полежит — и просохнет. Сыграем в Ирни?
— А где Хельг с костями? — огляделась по сторонам Ота. Сит кивнула на лежащий на боку у пещеры Айвинов корабль и расписной шар, то вздувающийся пузырём, то опадающий пёстрой тряпкой. Все старшие Айвины — и Хельг с Авитом — столпились вокруг, то подставляя распорки, то подгоняя дым, но шар не спешил надуваться.
— Да, к ним сейчас не подступиться, — покачала головой Сит.
— Тогда пойдём к Эмме, — сказала Сима, глядя на закрытую пещеру Фирлисов. Дверная завеса была отведена чуть в сторону, как будто кто-то недавно выходил из норы.
Кесса первой заглянула в тёмную, пропахшую прелой травой пещеру. Фирлисы ещё не вытряхивали циновки, и запах плесени расползался из приоткрытого проёма. Где-то неподалёку стоял открытый бочонок с кислухой, и кошки, из любопытства заглядывающие в пещеру, чихали и удирали.
— Хаэй! Эмма, ты здесь? — тихонько позвала Кесса, вглядываясь в темноту.
— Тш! — колдунья словно из стены вышла в двух шагах от неё. — Не голоси так. Что там у тебя?
Она вышла на свет, морщась и протирая глаза. Вид у неё был заспанный и опухший.
— Не пойдёшь с нами? Мы сушим мох и играем в Ирни, — сказала Кесса.
— А, ты за костями, — пробормотала Эмма, ныряя во мрак. — Тут и лодки где-то были… Вот, держи весь узел. Не смотри на моё лицо — два дня, и я опомнюсь. Скоро соберёмся. Научу вас чему-нибудь, пока жива.
Глава 04. Половодье
— Вот так, — Кирин в последний раз заглянула в наполненные сундуки и бросила сверху несколько полынных листьев. — Восемнадцать шапок и восемнадцать пар сапог. Всё на месте.
— Девятнадцать, — буркнул Нуук Скенес, кивая на плетённый из травы куль на самом дне ящика. Шапка и сапоги Йора Скенеса так и остались ненадетыми этой зимой, и Кирин, вытряхнув из кулей прошлогодние горькие травы, добавила туда новых и склонила голову в печали. Траурные узоры обвивали её запястья — как и запястья каждого из Скенесов.
— Ежели дед её не продаст, она перейдёт к тебе, — Нуук потрепал по макушке Оту. Та фыркнула, но на белый мех и блестяшки из рыбьих чешуй покосилась мечтательно.
— Закончено, — объявила Кирин, всыпав поверх полынных листьев горсть лепестков Хумы и захлопнув крышку. — Нуук, Каэн, можно отнести всё в кладовую.
— Сейчас бы жареных окуней, — вздохнул Каэн, поднимая закрытый ящик, и все сглотнули слюну. Мечты о рыбе ему навеяли вытащенные из сундуков водоступы — сапоги из рыбьей кожи. Сейчас, когда Великой Реке были тесны берега, без водоступов из пещеры было не выйти, но сгодились бы они и для весенней рыбалки. И со дня на день старшие должны были увидеть, как пробирается вдоль берегов первая рыба этого года…
— А ещё хороши печёные чайки, — покосилась на дверную завесу Ота. Птицы уже вернулись и вновь обживали безлюдные участки, дрались из-за места на известняковых обрывах, и их вопли долетали до ушей жителей сквозь все многослойные зимние занавеси.
— Для них ещё не время, — строго напомнил Каэн. — Но за яйцами я недели через две выйду. А ты мала ещё.
— Да неужто?! — недобро усмехнулась Ота.
— Ох ты ж, тина и ракушки! — возвела взгляд к сводам пещеры Кирин. Кесса хмыкнула, незаметно отступая к выходу. Снаружи моросил дождик, угрожающе шипели, подступая к жилым норам, речные волны, галдели чайки… и тихонько насвистывала условный сигнал Сима Нелфи.