====== Песня об осени ======
Сегодня ночью мне снилось то, о чём лучше не вспоминать. Я уже и забыла, когда в последний раз спала. Кроме того, в последнее время мне кажется, что кошмары потихоньку выбираются из снов, причудливо сплавляясь с реальностью, опутывая её, как паутина. Но сегодня мне почему-то стало спокойно.
В лужах отражается небесный шатер и жмущиеся друг к другу кривые стены, лабиринты переулков и немногие огни окон. Это был разгар осени, и потрескавшийся асфальт был усеян кроваво-красными листьями клёна. Переулок дышал сыростью, влагой и старьём. Ко мне жмётся кошка. Этакое воплощение изящества, от мягких подушечек лап до изогнутой спины, от пушистого хвоста до острых ушек. Глядит двумя омутами пронзительно-синих глаз. Под цвет осеннему небу. Я рассеянно глажу её ногой и улыбаюсь.
Накормила её колбаской. Она послушно съела, кивнула и убежала в лабиринт подвалов. А я вышла навстречу залитому солнцем городу. Навстречу мне — люди в пальто и шарфиках, девушка с пестрым ушастым зонтиком, дети рисовали что-то цветными мелками на сухом участке асфальта. Я направилась в облюбованную мной закусочную, села на стул, усеянный листьями, не став их смахивать. На столе тоже были листья. Мягко падала тень от листов. Лучи света делали наряды деревьев золотыми, сияющими. Я с наслаждением вдохнула запах сухой мяты, острой приправы и сиропа.
— Это что? Клэр?
— Она самая. Жутко выглядит.
— Эй, Ларра, ты же соседка её? Она всегда такой была?
— Насколько я помню, она всё время слоняется по заброшенным домам и разговаривает с кошками.
— Я училась с ней в начальной школе. Она постоянно несла бред про какие-то свои сны, тоннели всякие и подвалы.
— Жуть! У меня домовладелица такая. Хорошо, что всеми делами заправляет её муж и нам не приходится с ней разговаривать.
— А я слышала, что она до десяти лет писалась в кровать!
— Кто знает, может, и сейчас писается. А что, с неё станется! Ха-ха-ха!
Я не обращаю внимания на эти назойливые голоса. Клеймо странной девочки сопровождает меня ещё с начальной школы, и нового они уж точно не скажут — я прекрасно знаю, что я стремная, мрачная и вообще психованная. Ко мне подскочила официантка с огненно-рыжими спутанными волосами.
— Чего заказываете? — спросила она медовым голоском.
— Молоко с мёдом, — сказала я.
Она в удивлении скинула нарисованные брови.
— Не чай с молоком?
— Нет. Почему-то сегодня хочется молоко с мёдом.
Она понимающе улыбнулась.
— Да, всё-таки в жизни необходимо какое-то разнообразие.
Она ускакала, громко цокая каблучками.
— Это единственное в её жизни разнообразие, — сказала Нэнси.
Компания заржала. Орава несносных девченок во главе с Нэнси. Часть из них учатся в нашем классе, а часть — в параллельном.
Я пожала плечами и развернула рулон ежедневной газеты. Читала рассеянно, вглядываясь в очертания букв, но не понимая значения слов, в которые они складывали. Потом решила отложить её. Голова нестерпимо болела. Что-то не давало мне покоя.
В мою голову полетела записка. Я подумала, что кто-то опять подшутил, но всё же развернула её:
Дождись сумерек и повернись к западу. Я наблюдаю за тобой.
До сумерек ждать долго. Сейчас почти вечер. Горожане лениво слонялись по магазинам, строчили за столами в своих комнатах, читали книги в маленькой городской библиотеке, обнимались на полуразрушенном вокзале, усеянном пёстрыми листьями, со стеклянной крышей, тоже усеянной листьями и ветками и загаженной птицами. Сидят группками у домов, целуются на скамейках, играют в баскетбол, посылают за водой и чипсами мелких и разбивают окна мячами. У нас в деревне только работали, отдыхали от работы и спали. И всегда было тихо. Особенно ночью. Поэтому я шумела. Включала музыкальный центр, подпевала, плясала, топала, пугала соседей, гоняла птиц, выла волком на луну. Всё что угодно, лишь бы заглушить тишину. И никогда в неё не вслушиваться.
Мне лень вставать и хочется ещё долго сидеть в плетеном кресле, потягиваясь и зевая. Надоедливая компания ушла. Я положила голову на стол и решила вздремнуть. Я спала как минимум восемь часов, но было такое чувство, что я восемь часов бежала без передышки. И так продолжалось неделю. Неделя погонь во сне. Понятно, что моя производительность упала и об уроках речи идти не может.
— Ужасно выглядишь, подруга, — раздался голос откуда-то сверху.
— Спасибо, Мира.
Мира — чуть старше меня, кудлатые волосы, грушеобразное тельце и родинка на пол щеки. Любит задавать риторические вопросы. Риторические, потому что ответом всё равно будет «да», другого она не примет.
— Опять кошмары снились? — с участием спросила Мира.
— Не хочу об этом говорить.
Она недовольно цокает язычком. В руках пакет с соком и полосатой трубочкой.
— Чего скучаешь? Сегодня Риша поёт. Пойдём? — спрашивает она.
— Нет, я лучше посижу, — отвечаю я.
Она удивленно приподнимает правую бровь. Раньше ей не отказывали. Я отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен.
— Ну как хочешь, — мирно соглашается она и уходит.
Я ложусь головой на стол и засыпаю. Мне снятся золотые горы осенних листьев, сдуваемые ветром. Ураган из сухих листьев, когда-то составляющих горы до небес, проносится мимо меня и рассыпается в пахучую пыль.
— Опять бессонница? — будит меня девичий голос.
Риша склоняется надо мной, гремя жемчужными бусами. Она пахнет ананасами и пеплом. В руках бумажка в крупную клетку. Я пытаюсь прочитать отрывки строк. Кажется, что-то про корабли.
— Что это такое? — спросила я.
Она достает зажигалку и подносит к листу. Тот вспыхивает огненным цветком и рассыпается в черный пепел в её побелевших пальцах. Она бросает остатки на землю и топчет.
— Это стихи, — поясняет она, — Огненные стихи.
— Поэтому ты их сжигаешь?
— Просто если их дать кому-нибудь прочитать, то они потеряют силу, — говорит она, — Единственный благодарный слушатель их — это огонь. Огонь поймёт их страсть и глубину.
— Есть что-нибудь почитать?
— «Дверь в стене» Герберта Уэллса.
— Подойдёт.
Она вручила мне книгу в потрепанной обложке. У Риши дутая жилетка, мягкие вельветовые штаны, косички с тесемками. Её называют кайфоломом. Пугливая, раздражительная, вытирает после гостей ручки двери и никогда не здоровается за руку.
— Нужна помощь? — поинтересовалась она.
— Забирать сны умеешь?
— Нет…
— Тогда не надо.
Я открываю книгу, внюхиваясь в аромат новых страниц. Она кивает и уходит. Каблучками не цокает, потому что не носит их. Сейчас на неё громоздкие резиновые сапоги с уточками.
Я читаю, дерево с любопытством склоняет надо мной ветви. Буквы сливаются друг с другом, я отчаянно пытаюсь вникнуть в смысл слов, но понимаю только половину. Но её вполне достаточно.
— Хорошая книга, — говорю я ему где-то на середине, — Мне это всё так знакомо. Только я бы дверь не пропустила. А ты?
Дерево согласно шелестит своими листьями. Парочка остается на моих плечах. Я с удивлением обнаруживаю, что уже начинают сгущаться сумерки. Всё тело затекло, особенно филейная часть. Начинало клонить в сон.
— Я тебя с утра тут вижу. Ты всё время здесь сидишь или с перерывами?
Это владелец музыкального магазина. Ненамного старше меня. Жакет, хвостик, усталый вид и папка наперевес.
— Всё время. И я не с утра сижу, — отвечаю я.
— Для меня это утро, — хмыкает парень.
— Для тебя и 12 ночи утро. Для тебя вообще любой час — утро.
— Верно. Ты очень проницательная.
Он внимательно посмотрел мне в глаза. В его глазах отражалось северное сияние. Откуда оно может быть здесь?
— Ты не с Северного Полюса пришел к нам? — спрашиваю я.
— Ага. Пингвином приплыл.
— Пингвин бы не переплыл.
— А я кита оседлал.
Он выпрямился.
— В магазин много дисков новых поступило. Зайдёшь? Ты любишь такое, — неуверенно начал он.