Город небольшой, полон огней, широких улиц и круглосуточных магазинов, стремных клубов, блюющих подростков, пустырей и заброшенных построений. Город, в котором летом жарко, а зимой идет мокрый снег вперемешку с дождем. Нет ни моря, ни озера, только грязный пруд, автоматические поливалки, лужи и шланги. Я в деревне купалась в бочке. Залазила в неё и стояла так, пока не надоест. А потом выросла и не перестала помещаться.
Город у моря был совсем другой. Там был прохладный воздух, запах соли и выпечки, отплывающие корабли, песочный пляж, фотографы и бутики. У витрины стояли куклы, причудливые статуэтки, подвески, ловцы снов. На асфальте было нарисовано солнце. Но это всё равно было не то.
Мне нужно было дальше. Поймать попутчика и ехать куда глаза глядят. Не спрашивать, куда: так вся магия пропадет. Просто ехать, вымывая кровь попутным ветром, выбивая тоску громкими песнями. Собрать полевые цветы и сплести из них венок, а старую одежду сжечь. Остановиться в большом городе и всю ночь ходить по его улицам — лучший способ познакомиться с городом. Остановиться в хостеле и написать на стене: «Здесь была Клэр».
Я подошла к пианино, освещаемому лунным светом. Любой, сыгравший на ней, почувствует себя музыкантом. Но так, как у Вечности, мало у кого получится.
Играю «реквием по мечте». Вкладываю всю ярость и всё отчаяние. В конце в сердцах бью по клавишам кулаком.
— Не мучай ты так пианино, оно ни в чем не виновато.
Вечность. В изъеденном молью свитере и лохматыми грязными волосами, в которых застряло перо. Золотые глаза светятся в темноте.
— Ну, чего? — кивнул он, — Надумала?
— Я хочу уехать отсюда, — сказала я.
— Куда?
— Куда угодно. Поймать первого попавшегося попутчика…
— …И уехать в багажнике в лес, — закончил за меня Вечность, — Хорош способ, нечего сказать. Только уж слишком радикальный.
Он ложится на пепел. Я следую его примеру. Мягко. И тепло. Будто совсем недавно был пожар.
— Спина всё ещё болит, — сказал он, — Особенно по ночам. Как будто я только что упал. Халаты сказали, что всё зажило. Ничего у меня не зажило…
— Была бы тут Поступь… Стоп. Кто такая Поступь?
— Какая ещё…
Забыла.
Мы летели в холодном небе, без устали размахивая крыльями. Мои перья были сизые, его — белые. Потоки воздуха подхватывали нас и уносили вдаль, к перистым облакам, бледному серпу месяца и садящемуся солнцу.
— Быстрее, — сказал Вечность.
— А я итак машу изо всех сил, — чирикнула я.
— Надо махать ещё быстрее, чтобы не отставать, — сказал Вечность, — А чтобы обогнать — в два раза быстрее, чем можешь.
— Но это бессмыслица, — сказала я.
— Мы две говорящие птицы, — сказал Вечность, — Какой тут должен быть смысл?
Внизу проносились поля, похожие на плиточный пол. Одинокие фермы и хутора, уменьшенные деревья и крохотные холмишки — всё это было словно игрушечным.
— И если протянуть руку, то можно их разбросать, — вслух сказала я.
— У нас нет рук, глупенькая, — рассмеялся Вечность, — Ускоряемся! Впереди океан.
Проносимся над пестрыми крышами домов, сидящими на проводах грачами, трубами и антеннами, деревьями, кустами, лужицами, столиками. Проносимся над линией берега, ракушками, круглыми камешками и песком. Вдали уплывает одинокий корабль.
Вокруг только сверкающая водная рябь, синева с лоскутами облаков и оранжевая линия горизонта. Пахнет солью, севером, рыбой и водорослями. От воды веет прохладой. Вижу серебристую стаю рыбешек, ярких медуз и коралловые рифы. Сама не заметила, как близко склонилась к воде.
— Осторожно, — сказал Вечность, — Смотри, чтобы вода на тебя не попала.
Впереди плыл корабль, качаясь на воде. Белогривые волны ударялись о его борта. Я села на мачту и в голове сами собой возникли строки.
О, если бы я была дроздом, который может свистеть и петь,
Я бы следила за судном в парусах моей истинной любви,
И на верху оснастки я бы свила гнездо,
Где бы трепетала крыльями над грудью моей белой лилии.
— И кому это ты поёшь? — усмехнулся Вечность, — Нас не слышит никто. Давай, полетели отсюда.
— И куда? — спросила я, слетая с мачты, — Думаешь, мы перелетим океан?
— Если будешь отвлекаться и задавать глупые вопросы — не перелетим, — хмыкнул Вечность.
Казалось, нет конца и краю этому океану. Но такая бесконечность меня устраивала. Соленая вода, сверкающие брызги и шепот волн — что может быть лучше?
— Что чувствовали древние мореплаватели? — спросила я сама себя, — Наверное, их и не интересовал исход плавания. Волны и чайки пели им колыбельные, океан качал корабль, как люльку, а звёзды и Луна служили светильниками.
— Много болтаешь, — сказал Вечность.
— Знаешь, откуда произошло название Гренландии? Первопроходцы среди снегов увидели зелёную траву.
— А мы ничего не увидим, если продолжишь в таком же духе, — ощетинился Вечность, — У меня итак силы на исходе.
— Молчу-молчу.
Крылья начинают болеть, солнце садится и становится темно. В небе проносится шумный самолет, оставляя длинный белый хвост, быстро превратившиеся в очередное большое облако. Показываются первые звёзды, отражающиеся в воде. Я чувствую усталость, но пейзаж не надоедает. Это скорее приятная усталость и приятное оцепенение. Словно утренняя нега.
Впереди косяк перелетных птиц. Закрытое коллективное сознание, строгая иерархия. Им нет до нас дела, но я знаю, что они чувствую тоже самое, что и я.
— Не долетим, — расстроенно сказал Вечность.
— Не долетим, — повторил он, лёжа на чердаке, — Но лучше, чем ничего. В прошлый раз я до берега не долетел.
— У меня руки устали, — сказала я, — И одежда провоняла рыбой.
— Но тебе понравилось, — скорее утвердил, чем вопросил Вечность.
— Ага, — сказала я.
— Кит научил…
Вечность сделался грустным.
— Помиритесь ещё, — сказала я, — Кит вовсе не злой. Просто колючий.
— Да не в этом дело, — отмахнулся Вечность, — Он не отказывается от своих слов. Дело не в отношении, а в принципах.
— Дурные принципы у него тогда, — буркнула я, — Подумаешь, чердак подпалил. Поступь на него даже не злилась. Как и я. Он-то чего возмущается? Хорош друг, нечего сказать.
— Чердак был поводом, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснил Вечность, — Просто дружить нам не судьба. Так уж получилось.
— Жалко, — сказала я.
Вечность помрачнел. Пепел остыл, а за окном поднималось солнце.
====== Песня о смехе сквозь слёзы ======
То, что нас ждёт болезнь, я догадалась ближе к зиме. Это было заметно и по сморканиям, и по лихорадочному блеску в глазах Блейна, и по шарфику Элис, и по запаху антисептиков, и по горячему чайному пару, сопровождающему нас везде. Грядущая зима рисовала узоры на стеклах, посыпала траву белым снегом, дула холодным ветром, срывая с деревьев последние листья, заставляя их застывать и трескаться, сковывала лужи тонкой корочкой льда. Выла у трубах тоже она, и она же сближала людей под клетчатыми пледами, у костров настоящих и воображаемых, у чашки чая. люди грелись сказками, анекдотами, песнями и страшилками, вместе ели и вместе засыпали. Одному тут было холодно, тоскливо и боязно. Когда я зашла в палату Сандры, то поразилась тому, как там холодно. Дыхание превращалось в едва заметный пар, кончики пальцем и носа делались ледяными. И дело было даже не в отоплении. В палате с Блейном, Ромео и очкариком было тепло и уютно, а у нас жарко, так что приходилось ходить в шортах и майках.