Монньогон ненадолго задумался, отрешённым взглядом посмотрел на небо:
— Вы знаете, что я разговариваю с небесами, но настанут времена, когда все люди будут разговаривать друг с другом через далёкие расстояния посредством каких-то непонятных чёрных коробочек, и это тоже будет приводить к великим бедам…
Шаман замолк. Кто-то из толпы не выдержал:
— Когда же начнётся Хаос, как нам дальше жить?!
— По древнему обычаю мои потомки должны перезахоронить мои останки через сто лет, и так — три раза. На четвёртом столетии гроб должны окончательно предать земле. Пока я с вами, никто и ничто вас не потревожит! Но и я не всесилен, примерно через полтора века, вначале всеобщего безумия меня начнут забывать, но я напомню о себе и помогу своему роду…
Монньогон привёл парней к месту своего погребения, которое он загодя выбрал:
— Арангас (традиционное шаманское погребение) будет здесь.
Место, куда привёл шаман молодых людей, находилось неподалёку от села, но было довольно глухим. В чаще стояли четыре ели с отпиленными вершинами. Парни знали что нужно делать — на высоте примерно двух метров их необходимо соединить между собой перекладинами. На эти перекладины и будет установлен гроб, представляющий из себя выдолбленную изнутри колоду из двух половинок цельного и достаточно толстого ствола.
Приготовили специальные фиксаторы и клинья, которые будут плотно прижимать верхнюю часть колоды к нижней. С их помощью весь гроб будет неподвижно закреплён на помосте. Чтобы корни деревьев не прогнивали, их обнажили, сняв сверху дерн.
Шаман ушёл из срединного мира в свой срок…
— Смотри, Бааска — чёрная смородина!
Ягоды тяжёлыми гроздьями свисали с кустов, найти такие богатые места — большая удача! Подростки весело накинулись на кусты, обламывали ветки густо облепленные ягодами: собирать же не во что, заодно сразу и кушали.
Не заметили как вышли на небольшую поляну…
Бааска и Ёндёрюська с трепетом в душе разглядывали древний гроб шамана: выдолбленная из толстого ствола колода, в ней покоятся останки настоящего шамана в старинных истлевших одеяниях. Видно — гроб когда-то висел между четырёх елей со спиленными верхушками, от времени некоторые подпорки подгнили, и колода рухнула на землю с двухметровой высоты. Но не перевернулась, только крышка гроба — такая же покрытая крупными трещинами рассохшаяся колода, отлетела в сторону. Удивительно — как невесомые мощи при ударе о землю не повылетали из гроба.
Бааска шумно пришлёпнул комара на щеке:
— Ай!.. бодается…
— Не шуми, — шёпотом приказал друг, — пойдём отсюда.
Как знать, если бы подростки в этот ясный и солнечный день не решили для экономии времени срезать путь по тайге с колхозных сенокосных угодий до посёлка, дальнейшая цепочка событий имела бы совершенно другое и неинтересное для читателя развитие.
Бааска, стараясь сохранить храброе выражение лица, взял в руки пруток, и стал шуровать в открытой колоде истлевшую одежду и кости, огрызнулся:
— А что нам будет? — Пруточку с трудом удавалось рыхлить толстый слой слежавшийся хвои, всё-таки это получалось. В лесном воздухе чувствовался густой запах серого мха, — смотри, железки какие-то. Украшения, что-ли?
— Он нас накажет, — шёпотом ответил Ёндёрюська.
— Кто — «он»? — со смехом спросил друг, — этот скелет?
— Нельзя тревожить дух шамана, — с трудом сдерживая злость и страх, буквально зашипел на товарища Ёндёрюська, — горе всем будет! Я слышал — его похоронили здесь больше ста лет назад… — Теперь запахло озоном — так бывает во время сильной грозы, но ничего похожего на дождь не наблюдалось: светило жаркое солнце, небо было безмятежным и совершенно безоблачным.
— Ха! Советская власть отменила всех шаманов с попами, и старых, и современных! — Бааска даже пнул по колоде ногой, — ты — трус!
Ёндёрюська не выдержав, вырвал прут из рук Бааски, отшвырнул, и молча пошёл.
— Трус, трус! Я всем расскажу, какой ты трус! Ты…
Но в этот момент над их головами громыхнул гром. Самый что ни на есть настоящий гром, как это бывает в ядрёную весеннюю грозу. Бааска недолго стоял с разинутым ртом, — с расширенными от ужаса глазами побежал. Ёндёрюська его не ждал, уже улепётывал с этого места…
До начала учёбы в школе было ещё далеко: обычно занятия начинались не первого сентября, а только после полной уборки и заготовки сена для колхоза: после первых снегов — примерно в конце октября. Тем не менее, Бааске приснилось нечто напоминающее опостылевшую школу.