В действительности мысль о противодействии революционерам исходила от рядовых людей. В.В. Шульгин вспоминал, как в редакцию газеты «Киевлянин», имевшей репутацию консервативного органа, явилась делегация рабочих с предложением устроить патриотическую манифестацию в ответ на революционные шествия: «Они с красными флагами, а мы с хоругвями. Они портреты царские рвут, а мы их, так сказать, всенародно восстановим». Редактор газеты профессор ДИ. Пихно уговаривал рабочих не предпринимать никаких шагов, но слесарь, возглавлявший рабочих, сделал из его речи неожиданный вывод: «Правильно, бей их, сволочь паршивую!!!»213 Местные власти в лице губернаторов традиционно настороженно относились к любым инициативам снизу, тем более когда они могли накалить и без того раскаленную обстановку. В Баку генерал-губернатор С.А. Фадеев запретил всякие сборища. Но вот к его дому явились черносотенцы с требованием разрешить патриотическую манифестацию. «После долгих и настойчивых просьб и требований толпы генерал-губернатор уступил, заявив, что слагает с себя ответственность за последствия»214.
Сведения об организаторах манифестаций противоречивы. Современники указывали, что в Томске отстраненный от должности полицмейстер и несколько купцов собрались на тайное собрание и решили: «Утром 19-го переодеть несколько городовых, которые должны будут идти на базар и приглашать чернь устроить «патриотическую» манифестацию, а после устроить избиение студентов и евреев, и если найдется на это дело мало желающих, то предложить им плату от 1 р. 50 коп. до 4 рублей, каковые деньги обязались уплатить названные выше купцы»215. Однако материалы судебного процесса о погроме в Томске свидетельствуют о стихийном характере манифестации: «Стали собираться кучки народа, по-видимому, состоящие из рабочего люда и мелких торговцев, причем из их среды слышались возгласы, что надо бить евреев, поляков, студентов, железнодорожных служащих и забастовщиков»216. К томскому губернатору В.Н. Азанчееву-Азанчевскому была направлена депутация в составе ломового извозчика И. Богуна и сидельца пивной лавки И.М. Трофимова. В.Н. Азанчеев-Азанчевский уверял, что призвал делегатов от толпы к спокойствию, однако черносотенцы после беседы с губернатором объявили: «Нам разрешили, и мы три дня будем гулять».
Поводом для верноподданнических шествий стали очередная годовщина восшествия на престол Николая II (21 октября) и праздник иконы Казанской бого матери (22 октября). К этим дням были приурочены особые церковные службы, крестные ходы, а там, где позволяла обстановка, — церковные парады. Участники шествий шли с пением гимна «Боже, царя храни!», несли иконы, хоругви и царские портреты. Плакатов с политическими лозунгами почти не было видно. Только во Владимире в пику революционерам подняли белое знамя с красной надписью «Долой республику!». Современники засвидетельствовали, что на монархические манифестации вышли массы людей: в Красноярске — до 30 тыс., Нежине — 5 тыс., Тифлисе — до 25 тыс и тд.
Монархические манифестации начинались у стен храмов, однако участники шествий были далеки от христианского смирения. В Вятке «...в самом начале шествия, как рассказывают очевидцы, стали выделяться из толпы группы лиц, которые останавливали каждого встречного, шедшего в шапке, и предлагали снимать пред портретом Государя. От требований группы стали переходить к насилию над теми, кто не подчинялся»217. Типичный погром, начавшись с патриотической манифестации или сразу после нее, охватывал весь город и продолжался от нескольких часов до нескольких дней.
Зачастую поводом для насилия становились различные слухи, которые возбуждающим образом действовали на участников монархических шествий. Народная молва заменяла и бездействующий телеграф, и выходившие с перебоями газеты. Из уст в уста передавались рассказы о сожженных церквях и поруганных иконах. Между тем единственный документально установленный поджог церкви в октябре 1905 г. имел место в селе Семеновки Черниговской губернии, причем при расследовании дела о пожаре полицейский урядник засвидетельствовал, что «поджог церкви был произведен злоумышленниками с целью именно вызвать погром»218. В Киеве рассказывали о Голосеевском монастыре, якобы взорванном злоумышленниками. Однако сенаторская комиссия, расследовавшая обстоятельства киевского погрома, установила, что этот слух возник из-за того, что несколько еврейских семей укрылись от погромщиков за стенами Голосеев-ского монастыря.
216
Дело о погроме в г. Томске в 1905 г. Отчет о судебном заседании Томского окружного суда. Томск, 1909- С 6.