В Киеве перед погромом распространялись печатные воззвания от имени «великого отшельника лавры». В этих листках призывали «учить своим судом смутьянов, посылаемых жидами и поляками». Однако настоятель Киево-Печерской лавры архимандрит Антоний сразу же заявил, что воззвания являются фальшивкой, а «сам отшельник нелепой выдумкой»245. Уже упоминалось, что Голосеевский монастырь в Киеве предоставил убежище нескольким еврейским семьям. То же самое было в Афанасьевском монастыре по распоряжению викария ярославской епархии епископа Угличского Сергия. Правда, один из советских авторов еще в 20-х годах упоминал, что от погрома в Ярославле пострадали исключительно ремесленники и мелкие торговцы «Крупные же врачи и купцы находились в Афанасьевском монастыре под защитой архиерея Сергия. Имущество их было сложено в кладовых монастыря»246.
Были случаи, когда представители духовенства пытались преградить дорогу погромщикам. В селе Обухове (Киевская губерния) «из местной церкви выходил в полном облачении и с крестом в руках священник, который уговаривал толпу образумиться и не грабить чужого имущества, но толпа не обращала внимания»247. Священник Н. Владимирский из Феодосии, подняв крест, также призывал погромщиков разойтись по домам. «Люди подходили к кресту, целовали его, но все-таки оставались на своих местах*248. В Елисаветграде священник Ирыгин увещевал паству прекратить погром, за что получил от своих прихожан камнем в бок. В Егорьевске (Рязанская губерния) была разгромлена квартира священника Богословского.
Вместе с тем общественное мнение называло нескольких архиереев вдохновителями погромов. Такое обвинение было брошено митрополиту Московскому Владимиру (Богоявленскому), который в самый канун Манифеста 17 октября произнес слово в Успенском соборе. По его распоряжению это слово было также оглашено по всем московским храмам. Слово митрополита не содержало призывов к погрому. Митрополит призывал каждого верующего к повиновению властям: «Исполни то, чего от тебя потребуют слуги царевы, что скажут тебе пастыри церкви»249 250. Однако в слове имелись грубые выпады в адрес евреев, что вызвало негативный отклик среди интеллигенции и даже части священнослужителей и привело к вмешательству Синода. Впоследствии митрополит Владимир сожалел «о двух-трех неосторожных выражениях, допущенных из-за спешки».
Некоторые церковные иерархи отказывались увещевать погромщиков. По свидетельству одного из прислужников томского архиепископа Макария, «во время пожара два священника пришли к владыке и умоляли его, стоя на коленях, выйти и уговорить черносотенцев и губернатора прекратить все, но владыка не только им отказал в просьбе, но даже выгнал вон, обещая их лишить места»5. Отмечены случаи, когда духовные лица не гнушались насилия, правда, били своих же русских. Так, часть костромских семинаристов пострадала от рук священнослужителей. Семинарист Покровский был избит толпой до полусмерти, «и когда он, спасаясь от преследований, забежал в часовню, то находившаяся там монахиня выгнала его, избив палкой. Семинариста Груздева бил попавшийся ему навстречу священник А. Поспелов»251.
Состав жертв погромов был многонациональным. В Уфе перед погромом распространялось воззвание несуществующего монархического общества с подробным перечнем виновников российских бед: «интеллигенция, земские предатели, жиды, поляки, гимназисты и студенты». Выше уже указывалось, что в нашем распоряжении имеются данные о национальной* принадлежности 1082 человек из 1622 погибших во время октябрьских погромов. Около 40% погибших не были евреями, а среди раненых доля неевреев составляла больше половины. Объектами ненависти для толпы были участники революционных выступлений, интеллигенты и учащиеся, независимо от их вероисповедания и национальной принадлежности. Для черносотенцев все эти люди, имевшие самые различные политические взгляды, сливались в одну враждебную массу «демократов». Этот термин постоянно фигурирует в полицейских сводках и газетных корреспонденциях о погромах. В Нежине, по сообщению полиции, «народ всех русских демократов ловил по улицам, выводил из квартир, заставлял публично становиться на колени перед портретом, присягать, а в процессии идти и петь гимн»252. «А давайте сюды список усих демокра-тив!» — говорили участвовавшие в нежинском погроме малограмотные люди, которым слово «демократы», на все лады произносимое на митингах, прочно запало в память. В Орше черносотенцы на вокзале обсуждали между собой: «Вот сейчас с этим поездом демократы едут, мы им дадим»253.