В Киеве погром затронул все слои еврейского населения, от самых богатых до самых бедных. Вот описание центра города, где располагались роскошные торговые заведения, кафе и рестораны: «Что из себя представлял Крещатик, я даже не могу вообразить, это был какой-то ад, где все посмешалось и подверглось разгрому. Вся улица была в дорогих коврах, перьях; валялись рояли, чудные стоячие лампы, разбитые зеркала и домашняя утварь. Извозчику трудно даже было проехать»284. Из 26 еврейских магазинов на Крещати-ке уцелело лишь торговое заведение Людмера, который употребил хитрость, выставив в витрине иконы. Но столь же жестокому погрому подверглись бедные киевские окраины. В.В. Шульгин увидел следующее: «Страшная улица... Обезображенные жалкие еврейские халупы... Все окна выбиты... Местами выбиты и рамы... Точно ослепшие, все эти грязные лачуги. Между ними, безглазыми, в пуху и грязи — вся жалкая рухлядь этих домов, перекалеченная, переломанная...»285
Еще более ожесточенные формы приняло избиение евреев в Одессе. Маленький поселок на берегу Черного моря за одно столетие превратился в четвертый по величине город Российской империи, после Петербурга, Москвы и Варшавы. В крупнейшем торговом центре богатство и нищета соседствовали бок о бок В 1905 г. Одесса пережила ряд революционных событий, потрясших всю страну. В июне 1905 г. на внешнем рейде появился мятежный броненосец «Потемкин». Таинственные подпольщики толковали о провозглашении Южнорусской республики, основанной на принципах пролетарской справедливости. Город был вотчиной анархистских групп, вообще отрицавших всякое государство, даже самую демократическую республику, и проповедовавших безмотивный террор. Напряжение в Одессе нарастало с каждым месяцем. Еще летом в городе видели городовых, упражнявшихся в рубке чучел с надписями «забастовщик», «студент». Новороссийский университет вызывал особое опасение властей, так как являлся центром революционной агитации. За день до подписания манифеста распоряжением градоначальника доступ посторонней публики в университет был закрыт. В ответ на улицах появились баррикады и начались стычки с полицией и солдатами. Были задержаны 214 человек (из них — 187 евреев), а также почему-то 13 детей в возрасте от 12 до 14 лет, очевидно, также строивших баррикады и кидавших камни в полицейских.
После получения известий о манифесте события в Одессе развивались примерно по такому же сценарию, как и в других городах. Следует, правда, отметить отсутствие обычных слухов о надругательстве над царским портретом. Зато всю Одессу облетели заносчивые слова, приписываемые евреям: «Мы дали вам Бога, дадим и царя!» Впоследствии один публицист, опубликовавший работу о погромах, пытался доискаться до источника этой фразы: «Один инженер 3-в, встретив в дни свобод еврея П-ца, обменялся с ним поздравлениями, заметив, что евреи немало поработали для завоевания свобод. Искаженные слова 3-ва и вложены были, кому надо, в уста евреям»286.
19 октября в разных частях города прошли несколько патриотических манифестаций. Самая многочисленная вышла из района морского порта и прошла по центральным улицам. В монархическую манифестацию были брошены три бомбы, убившие 6 человек, причем одной из жертв стал сам террорист. Охранное отделение установило личность террориста: «...была брошена еще одна бомба известным охранному отделению анархистом Яковом Брейтманом, который, убегая от преследования, сам был случайно убит разорвавшеюся при его падении и находившеюся у него бомбою». Данный факт подтверждается другими источниками. О Яше по кличке Портной, метнувшем бомбу в черносотенцев и погибшем при взрыве, сообщает в своих воспоминаниях лидер одесских анархистов ДИ. Новомирский287.
После первых столкновений начался массовый погром. Военные и гражданские власти Одессы действовали столь же двусмысленно, как власти в Киеве. В русскую и заграничную прессу попал дневник чиновника по особым поручениям, присутствовавшего на совещании командующего войсками барона А.В. Каульбарса с подчиненными. В дневнике цитировалась речь А.В. Каульбарса, который с военной прямотой заявил: «Будем называть вещи их настоящими именами. Нужно признать, что все мы в душе сочувствуем этому погрому. Но мы не должны переносить злобу, которую мы, может быть, имеем против евреев, в нашу служебную деятельность»288.
287