В фонде министерства юстиции сохранились сведения об осужденных за насильственные действия и грабежи во время погромов. Разумеется, это неполные сведения. К тому же они касаются только тех осужденных, кто обратился за помилованием. И все-таки даже на основании этих данных можно составить представление о погромной толпе в целом. Удалось выявить I860 лиц, причастных к бесчинствам в октябре 1905 г.319 Подавляющее большинство — мужчины, женщин всего 12. Самому старшему из погромщиков исполнилось 75 лет. Ни преклонные лета, ни телесная немощь не препятствовали участвовать в погромах. Так, 66-летний житель Орши И.Ф. Битюков поднялся чуть ли не со смертного одра и приковылял к месту побоища. Не имея сил убивать, он наслаждался тем, что ковырял костылем в мозгах убитых320. Погромы не были делом рук легко возбудимой и податливой на посторонние влияния молодежи. Только десятая часть погромщиков не достигла совершеннолетия (21 год), тогда как 63% осужденных за погромы были в возрасте 21-40 лет.
По отзывам очевидцев, еврейские магазины в Киеве разбивали «мужчины разных возрастов и не только простые, но даже и в красных околышках (так называемых дворянских шапках), попадались солдаты в шинелях нараспашку и в сюртуках, ученики городских училищ, и изредка встречались и гимназисты с ломами. Среди женщин преобладал тип кухарок и торговок, но участвовали и в шляпах и ротондах, нагруженные всяким магазинным товаром до смешного»321. Однако документы министерства юстиции рисуют иную картину. К ответственности за погромы были привлечены всего три дворянина, среди них — полтавский помещик П. Кривошеин, который поднял ночью работников в своем имении и с обнаженной шашкой руководил разгромом. Дело прекратили, так как П. Кривошеин «признан был учинившим преступление в состоянии болезненного беспамятства на почве хронического алкоголизма»322.
Более отчетливо прослеживается участие купцов. В Кременчуге газеты обвиняли в натравливании и подпаивании хулиганов владельца винного магазина Мищенко. В Николаеве погромщиков возглавляли владелец писчебумажного магазина Пархоменко и городской подрядчик Савин. Впрочем, из первогильдийных купцов к ответственности было привлечено всего двое. Таким образом, участие представителей привилегированных классов в погромах было незначительным: три дворянина, пять потомственных почетных граждан, несколько купцов.
Вопреки распространенному мнению, обитатели дна оказались в стороне от погромов. Среди осужденных за погромы всего семь человек, которых можно причислить к бродягам и уголовникам. С другой стороны, от внимательных наблюдателей не укрылась профессиональная сноровка многих погромщиков. Криворожские жандармы «указывали на наличие в толпе громил со специальными приспособлениями для взлома, которыми и открывали лавки»323. В Екатеринославе «к каждому дому, где производился грабеж, подъезжал фаэтон, нагружался, куда-то уезжал с какими-то субъектами и затем вновь возвращался»324. Ростовские громилы спешили за бесценок спустить награбленное: золотые часы продавались по рублю, швейные машины — по полтине. Возможно, опытные уголовники, принимавшие участие в грабежах, просто не попали в поле зрения правосудия.
Впрочем, в грабежах и убийствах принимали участие вполне добропорядочные люди, не имевшие уголовного прошлого. В киевскую сыскную полицию обратился статский советник Федор Шиповский с заявлением, что его повар А.И. Щигленко спрятал в квартире награбленные вещи. Сыщики произвели обыск и обнаружили никелированные часы, большое количество серебряных вещей, золотые булавки, музыкальный ящик и два галстука. Вещи были опознаны владельцами. Допрошенный после обыска повар заявил, что «все эти вещи он спрятал в квартире Шиповского, имея намерение представить их в полицейский участок, но сделать этого не успел, так как 20 октября был аресто-. ван по подозрению в убийстве во время беспорядков какого-то еврея»1.