Начальник Петербургского охранного отделения А.В. Герасимов вспоминал, что столичный градоначальник В.Ф. фон дер Лауниц поощрял создание черносотенных дружин: «Обычно я приезжал к нему ночью, около 12 часов, — и почти не бывало случая, чтобы я не застал в его большой квартире на Гороховой полную переднюю боевиков-дружинников СРН. Моя информация об этих дружинниках была далеко не благоприятная. Среди них было немало людей с уголовным прошлым. Я, конечно, обо всем этом докладывал Лауницу, советуя ему не особенно доверять сведениям, идущим из этого источника. Но Лауниц за всех за них стоял горюй.
— Это настоящие русские люди, — говорил он, — связанные с простым народом, хорошо знающие его настроения, думы, желания. Наша беда в том, что мы с ними мало считаемся. А они все знают лучше нас...»495
Вся Невская застава знала черносотенца Сашку Косого. Историки Путиловского завода писали о нем; «Сашка Половнев, по прозвищу Косой или Одноглазый, славился по заставе большой физической силой и ловкостью. Он был связан с уголовным миром, искал легкой наживы и презирал труд»496. Воспоминания самого А.В. Половнева рисуют его путь в черную сотню несколько иначе. Он работал клепальщиком на Пути-ловском заводе и лишился глаза в результате аварии. За увечье получил вознаграждение, но был выбрюшен за заводские ворота. «Один мой знакомый, — вспоминал А.В. Половнев, — тогда посоветовал мне записаться в члены Союза русского нарюда, говоря, что если я запишусь, то по рекомендации этого союза меня и кривого примут на любой завод»497. И правда, стоило ему показать билет союза, как он был принят кладовщиком паровозосборючной мастерской Путиловского завода. Одновременно с этим А.В. Половнев был старшим группы дружинников. Ему помогал десятник того же Путиловского завода ИЯ. Рудзик.
В черносотенные союзы принимали пер>ебежчиков из других парпгий. Эсерювская организация решила заслать верного человека в дружину Союза русского народа на Невском судостроительном заводе. «Предложено было это выполнить рабочему Ларичкину, так как никто из черносотенцев его тогда не знал. Он согласился, вступил в эту организацию, но в ней и остался»498. Вместо того чтобы сообщать сведения о черносотенцах, Е.С. Ларичкин навел своих новых соратников на эсеров. Один из руководителей московских дружинников А. Александров ранее входил в «московскую оппозицию» партии эсеров. Он намеренно вербовал боевиков среди бывших эсеров и социал-демократов, так как «по личному опыту убедился, что из них выходят лучшие работники». Наконец, в черносотенных дружинах оседали деклассированные и уголовные элементы. По свидетельству А.В. Половнева, дружиной при Главном совете Союза русского народа «была какая-то шайка разбойников. Часто приходилось слышать, что кто-либо из членов этой дружины, а то и несколько человек за Нарвской заставой (обыкновенно) совершали нападения и грабежи»499.
Одесские атаманы взяли себе патриотические псевдонимы. Наказной атаман Д.Н. Черников фигурировал под именем Ермака. Были еще атаманы Минин, Платов, Витязь. Только атаман Макс ТУмп, австрийский подданный, довольствовался прозаическим прозвищем Баранчик Из всей атаманской ватаги только Ермак служил в городской управе. Остальные исторические персонажи были людьми без определенных занятий. Что же касается рядовых дружинников, то среди них имелись грабители и карманники. Одного из них — Карлика — полиция разыскивала за изнасилование несовершеннолетней. Деклассированные элементы служили за плату. Ее размер был довольно скромным. Одесским боевикам платили 10-15 руб. в месяц на хозяйских харчах. В Петербурге предпочитали нерегулярные подачки по 3-5 р. Выходило дешевле, но приходилось мириться с буйным нравом наемников. Заведующий столичной дружиной Н.М. Юскевич-Красовский рассказывал, как во время Пасхи к нему прибежала за помощью жена «старшего» Снесарева, дом которого осадили дружинники. Они требовали, чтобы «старший» съездил в Главный совет и привез деньги на водку.
496