По предложению генерала Вальмодена, командующего Российско-Германским легионом, большая часть пехоты отряда Лютцова присоединилась к его корпусу. Остальных фон Лютцов намеревался послать в конце мая обратно в Гарц, но, услыхав, что граф Воронцов и генерал Чернышев планируют экспедицию к Лейпцигу, отправил их с русскими партизанами, определив командиром майора Петерсдорфа.
Сам же Лютцов решил снова отправиться в тыл к неприятелю. Двадцать девятого мая, перейдя Эльбу с четырьмя кавалерийскими эскадронами, он двинулся на юг, вдоль восточного склона Гарца, в Тюрингию, к Будельштадту. Веймар, занятый тысячей пехотинцев и расположившимися неподалеку полутора тысячами польских улан и французских драгун, фрайкор незаметно обошел стороной и к третьему июня вышел на дорогу, ведущую из Веймара в Йену.
На ночевку отряд расположился в лесу между Магдалой и Швабгаузеном. Разъезд донес, что в том же лесу стоит еще один прусский отряд, и Лютцов отправил туда одного из гусар с приглашением для командира присоединиться к походному ужину.
Штабс-риттмейстер Коломб, командир летучего отряда из девяноста гусар, выглядел весьма воинственно. Орлиный нос и пронзительный взор светлых глаз, лихо закрученные гусарские усы, достигающие чуть тронутых сединой бакенбард, заставившие Войцеха тихонько вздохнуть от зависти. Его собственные усы все никак не хотели приобретать бравый вид, хотя мужественности, несомненно, прибавляли.
Разговор зашел о планах австрийского правительства. Ходили упорные слухи, что, несмотря на близкое родство с Наполеоном и последние поражения союзников, император Франц, под влиянием князя Меттерниха, подумывает о присоединении к анти-бонапартистской коалиции. В этих обстоятельствах каждый удар в тыл французам мог послужить последней соломинкой, сломившей спину упрямого австрийского верблюда.
Менее чем за неделю до встречи с отрядом Лютцова, Коломб со своими людьми напал на артиллерийский парк в Цвиккау, захватив в плен более трехсот французов, отпущенных, впрочем, под честное слово не воевать до конца кампании. Зарядные ящики взорвали, пушки и гаубицы заклепали, ружья частью изломали, частью оставили себе, как и лучших лошадей. Остальных роздали местным жителям, весьма обрадованным таким поворотом дел.
— Капитан, командовавший прикрытием, даже побледнел, когда я велел ему идти на все четыре стороны, — усмехнулся Коломб, приложившись к серебряной стопке с рейнским из запасов гостеприимного хозяина, — не отстал, пока я ему свидетельство не выправил, чин по чину. «Сей капитан сдался только потому, что не имел никакой возможности устоять, будучи атакован храбрыми прусскими волонтерами».
— За вас, господин штабс-риттмейстер, — отсалютовал стопкой Лютцов, — и за ваших замечательных гусар. Что дальше делать думаете, Петер?
— Есть сведения, что через Богемию движутся саксонские войска, отступившие после дела при Калише. Австрияки их разоружили, но на границе они получат оружие обратно и отправятся в Фойгтланд, на переформирование. Напасть бы, пока они еще не готовы будут к отпору.
— Сколько их? — поинтересовался Лютцов.
— Две тысячи. Одним нам не справиться, но вместе мы вполне можем провернуть это дело. Хотите присоединиться, Адольф?
— Там еще неподалеку в Аугсбурге артиллерийский парк стоит, — заметил Кернер, сидящий рядом с командиром, — можем по дороге заглянуть.
— Хорошая мысль, — кивнул Лютцов, — нам подойдет. Завтра же двинемся к австрийской границе.
— Прекрасно! — сверкнул глазами Коломб. — Мы выходим на рассвете, по направлению к Эгре. Там и встретимся.
— Это будет радостная встреча, — рассмеялся Лютцов, — удачной дороги, Петер.
В путь выступили ранним утром. Июньское солнце, сиявшее сквозь лесное кружево, предвещало хороший день. Войцех, давно уже спрятавший ментик в баул, расстегнул доломан, снова сменил кивер на фуражку, и предался прекраснодушным мечтам о будущем. Рисовалось оно ему в золотистой туманной дымке, неопределенное, но непременно светлое и ясное, как погожий летний день.