Семнадцатого июня, пройдя через местечко Цейц, занятое вюртембержцами, отряд стал вечером на бивак у селения Кицен, близ Лютцена. Едва успели всадники разнуздать лошадей, как высланный для осмотра окрестностей разъезд донес о приближении сильной неприятельской кавалерии. Парламентером был послан поручик Кропф, вернувшийся с донесением, что командующий французскими войсками в Лейпциге Арриги, герцог Падуанский, требует, чтобы майор Лютцов остановился в ожидании французского офицера, который будет сопровождать его отряд в дальнейшем движении. С обеих стороны было дано честное слово не нарушать перемирия, и лейтенанты Кропф и Гесниц отправились в Лейпциг, к герцогу, для достижения окончательного соглашения.
Не дожидаясь возвращения Кропфа и Гесница, фон Лютцов велел сниматься с бивака и выступать по дороге на Альтранштадт. Вюртембергская кавалерия следовала за ними по пятам, и майор Лютцов, желая выяснить их намерения, повернул назад. За ним последовал Кернер, и Войцех, которого вдруг посетило нехорошее предчувствие, передал командование эскадроном Ортманну и, собрав остальных офицеров, двинулся вслед за командиром. Корнету Лампрехт было велено собрать фланкеров, обеспечив прикрытие на случай непредвиденного поворота событий.
Лютцов с Кернером перескочили большой ров, отделявший их от вюртембержцев, и Войцех, кроя себя последними словами за нарушение приказа оставаться на месте, пустил Йорика в галоп. Его с неодолимой силой потянуло вслед за командиром, предчувствие беды горчило на языке желчью и стучало в висках горячей кровью.
Генерал Норманн, командующий вюртембергскими войсками, обнаружился во главе ближайшей колонны, и Лютцов подъехал к нему.
— С какой целью вы преследуете нас, герр генерал? — майор задал свой вопрос ровным голосом, но по вздувшейся на лбу синей жилке и нервно сжимающим поводья рукам Войцех видел, что спокойствие дается ему нелегко.
— Никаких оснований для беспокойства, майор, — ответил Норманн, — нам всего лишь приказано занять ближайшую деревню, через которую уже прошел ваш отряд. Продолжайте движение, даю слово, что в наши намерения не входит вас атаковать.
— Я хотел бы видеть французского командующего, — с легким сомнением в голосе произнес Лютцов, — и убедиться в том, что его намерения совпадают с вашими, герр генерал.
— Ничего проще, — улыбнулся Норманн, — мой адъютант немедленно проводит вас к генералу Фурнье.
Франсуа Фурнье-Сарволез, прозванный испанцами «Демон» за ужасающую жестокость, с которой он действовал против герильясов, восседал на белом коне с надменным видом. Его иссиня-черные волосы уже тронула первая седина, а некогда скульптурное лицо подернулось жирком, но синие глаза метали молнии.
— Господин генерал, — обратился к нему Лютцов, — прикажите остановить свои войска во избежание случайного столкновения с моим отрядом, следующим за Эльбу на основании перемирия.
— Перемирие для всех, кроме вас! — воскликнул Фурнье. — К черту разбойничью шайку.
При этих словах Лютцов, к которому уже приближались французские всадники, резко развернул коня и бросился обратно к отряду. Войцех и Теодор помчались за ним, перемахнув через ров, почти не заметив препятствия. За ними по пятам летел взвод французских гусар, встреченных дружным залпом фланкеров.
— Уходим! — воскликнул Лютцов. — Это предательство!
Но было уже поздно. Норманн с двумя эскадронами пустился рысью и, опередив головную часть прусского отряда, преградил ему путь.
Июньские сумерки быстро сгущались в непроглядную ночь. Во тьме засверкали выстрелы, густой белый дым заволок дорогу. Вюртембергские драгуны врубились в прусскую кавалерию, едва успевшую выхватить сабли. В первую же минуту конь под Лютцовым упал, сраженный пулей. Пехота, присоединившаяся к фрайкору в Роде, бросилась бежать, еще более усиливая сумятицу. Лязг стали и истошное конское ржание утонули в надвигающейся ночной тьме.
Не успевшие приготовиться к отпору прусские кавалеристы падали, как подкошенные колосья. В безумной свалке кони топтали раненных и мертвых, пытаясь вырваться из огненного кольца. Иногда кому-то из всадников удавалось прорваться сквозь строй драгун, но большая часть гибла под выстрелами и ударами сабель, и земля под копытами стала скользкой от крови.
Войцех отчаянно рубился, пытаясь собрать эскадрон для прорыва. Вспышки выстрелов выхватывали из темноты искаженные бешенством лица всадников, алыми сполохами сияя на окровавленных клинках. Сквозь застилающую глаза багровую пелену Шемет еще успел увидеть падающего с коня Кернера с залитым кровью лицом, и мир погрузился в бушующее море кипящей ярости. Горячие капли вражеской крови жгли щеки расплавленным оловом, струи затекали в рукава, локоть начинал неметь от жестоких ударов, но Войцех колол и кромсал, уже не видя ничего перед собой, и сквозь стиснутые зубы вырывалось только хриплое рычание.