— Ну же, Людвиг! — хрипло прошептал Войцех. — Сейчас!
Колонна резко остановилась, и заговорщики вылетели в узкую улочку, размахивая оружием. Клара, оставшаяся по приказу Войцеха в сарае, разрядила свой карабин в ближайшего жандарма, медная каска звонко грохнулась о мостовую, заглушив мягкий звук упавшего тела. Дитрих взмахнул саблей, перерубая соединявшую заключенных веревку.
— Разбегайтесь! — выкрикнул Войцех, уворачиваясь от жандармского коня, чуть было не сбившего его с ног. — Встречаемся у заставы!
Приказать было проще, чем исполнить. Обремененных кандалами пленников, попытавшихся бежать, окружили всадники в синих мундирах и медных касках. Раздались выстрелы, и один из арестантов упал, потянув за собой товарища. Войцех увидел, как перегородивший дорогу фургон, вместо того, чтобы тронуться вперед, развернулся и двинулся прямо на колонну. Растерявшиеся на мгновение жандармы выпустили пленников из виду, и некоторые, подхватив цепи, пустились наутек, пытаясь скрыться в узких переулках.
— Уходим, — приказал Войцех, — мы сделали все, что могли.
Он бросился к сараю, выдернул оттуда перезаряжающую карабин Клерхен и пустился вниз по улице, таща девушку за руку. Пробегая мимо остановившегося фургона, Шемет на мгновение повернул голову. Людвиг Эрлих сидел на козлах и улыбался. На груди серого сюртука расплывалось кровавое пятно.
Стрельба подняла на ноги весь гарнизон. Но им удалось уйти, петляя по переулкам, перелезая через заборы, поднимаясь на чердаки и снова мчась со всех ног. Жители Лейпцига, напуганные шныряющими по улицам солдатами, помочь не решались, но никто не позвал стражу, завидев убегающих людей с оружием.
До заставы они добрались только в сумерках. Фургон с четверной упряжкой, оставленный Эрлихом возле придорожного трактира, все еще поджидал их. На холщовой крыше красовалась надпись «Людвиг Эрлих и сыновья», и у Войцеха желчь подступила к горлу. Он с трудом взял себя в руки, подавая вознице условный знак. В ответ возница свистнул, уланский корнет Шмидт не замедлил появиться, ведя за собой порученных его присмотру лошадей. Из подворотни трактира вынырнул всклокоченный фон Таузиг, его черная грива разметалась по плечам, на щеке была сажа.
— Эрлих и Шварц уже за городом, — доложил он, — ждут.
— А где Ланге?
Дитрих опустил голову. Один из гусаров, участвовавших в предприятии, остался лежать под копытами жандармских коней. Из пленников до заставы добрались двое — молоденький пехотинец из Роды и вахмистр Цох, уступивший Лютцову своего коня. Скованные парой они ухитрились скрыться в переулке и переждать, пока возобновившие порядок в строю жандармы поведут колонну дальше. После чего Цох, как он сам заявил, «по запаху» отыскал ближайшую кузню, где не побоявшийся гнева французских властей кузнец расклепал цепь в течение четверти часа.
Теперь им предстояла не менее сложная задача. Нужно было выбираться из города. Ворота уже закрыли, и ночевать пришлось в фургоне, удовольствовавшись на ужин колодезной водой. Утром повозки потянулись в обоих направлениях, стража сбилась с ног, пытаясь проверить всех и каждого, и, когда внимание жандармов всецело поглотила большая черная карета, покидавшая город, Войцех решил: «Пора».
Кони в карьер вылетели из города, за ними мчался фургон, возница нахлестывал лошадей вожжами. Пока жандармы пытались выбраться из образовавшейся свалки и сесть на привязанных далеко от ворот коней, беглецы уже свернули на проселочную дорогу, в миле от города. Там они попрощались с возницей и тронулись в путь, направляясь на север.
Ночевали в ближайшей роще. По пути заглянули на ферму, где удалось раздобыть хлеба и колбасы и набрать воды в дорожные фляги. Войцех смотрел в костер, опустив голову и обхватив плечи руками. Лицо его выражало полную отрешенность и отсутствие всяческой мысли.
— Теперь стреляться будешь? — сердито спросил Дитрих, когда Войцех отмахнулся от протянутого ему куска хлеба с колбасой. — Давай, командир, не тяни. Пока силы тебя хоронить есть.
— Не дождешься! — сверкнул глазами Войцех и взял колбасу. — Мне еще Париж брать.
Бойценбург
Переходить Эльбу решено было выше Рослау, у Фокероде. Туда можно было добраться по деревенским проселкам, избегая больших дорог. Штатское платье, конечно, обращало на себя меньше внимания, чем прусский мундир, но боевые кони могли их выдать. К тому же встретившийся неприятельский разъезд, вероятно, задался бы вопросом, куда путешествует в неспокойное время группа мужчин призывного возраста. Положение осложнялось тем, что у корнета Шмидта возобновилась лихорадка, и он едва держался в седле Йорика, а уж пешком идти и вовсе не мог.