Хорошей новостью было намерение Венского кабинета выступить в предстоящей войне на стороне коалиции. Официально Австрия выступала посредником на мирных переговорах между враждующими сторонами, и хитрый лис Меттерних колесил между Дрезденом и Веной, убаюкивая Наполеона дружелюбными заверениями. Бонапарт, конечно, не сомневался, что Венский двор постарается извлечь выгоды из его затруднительного положения, но ему и в голову не приходило, что его тесть, император Франц, может выступить против него с оружием и свергнуть с престола. Себя, восстановителя монархии во Франции, положившего преграду революционному потоку, грозившему захлестнуть всю Европу, Наполеон полагал необходимым для общего спокойствия и считал, что все государи разделяют на этот счет его мнение.
Но уже во время встречи императора Александра с Фридрихом-Вильгельмом и наследным принцем Швеции Бернадотом в Трахенберге, союзники выработали план военных действий грядущей кампании, всецело одобренный австрийским монархом. Император Франц, напуганный возможным усилением Пруссии и ее ведущей ролью в деле объединения Германии, выставил свои условия, предполагавшие сохранение мелких княжеств Рейнского Союза и упразднение Варшавского герцогства, которое предполагалось разделить между Австрией, Россией и Пруссией.
Печальной новостью стала смерть великого преобразователя прусской армии Герхарда фон Шарнхорста. Раненный в бою при Лютцене ядром в ногу, генерал отбыл в Вену, хлопотать о присоединении австрийцев к коалиции, не дождавшись, пока рана заживет. В дороге снова открылось кровотечение, и Шарнхорст умер в Праге, так и не дожив до осуществления своих надежд. Место начальника штаба Блюхера занял его давний сподвижник и единомышленник Нейтхардт фон Гнейзенау, что хоть немного примиряло Шемета с этой потерей.
Присоединение Австрии к коалиции в корне меняло характер войны. Из народного восстания против французского гнета она превращалась в противоборство регулярных армий, и Королевско-прусский добровольческий корпус майора фон Лютцова окончательно становился частью одной из них — Северной армии под командованием Бернадота, протеже императора Александра, превозносившего шведского принца и бывшего наполеоновского маршала до небес. Шемет монаршего энтузиазма в отношении своего верховного командующего не разделял, но его мнения, почему-то, никто не спросил.
Свой первый вечер в корпусе Теодор провел за ужином у майора фон Лютцова, восстановившего юного поэта в должности своего адъютанта, входя в курс текущих дел фрайкора. Но следующий решил посвятить друзьям, отметив свое счастливое возвращение в Черную Стаю в каком-нибудь тихом кабачке на острове. Как назло, Дитрих в этот вечер отправился в пикет, а Клерхен решила потренировать своих фланкеров стрелять в темноте на звук. Так что праздновать Войцех и Теодор отправились вдвоем.
Кабачок «У епископа», несмотря на клерикальное название, оказался вполне светским местом, да еще и с приличной местной кухней. Друзья заказали лабаскус — густой суп из солонины, картофеля, маринованной свеклы, яичницы, лука и соленых огурцов. Вина, по причине застоя в торговле, не оказалось, но у хозяина нашелся штоф хлебной водки, весьма уважаемого на севере Германии напитка.
— Сестра тебе привет передает, — Теодор отсалютовал Войцеху низкой стопкой толстого стекла, — все мечтает нарисовать нас рядом.
— Она же в Дрездене, — удивился Войцех, — или нет?
— В Дрездене, — Теодор понизил голос, — я заезжал домой по дороге сюда. На улице карету самого Бонапарта видел. Он бы съел свою треуголку со злости, узнай, что я ушел у него из-под носа. За мою голову, конечно, поменьше награда назначена, чем за майора, но она тоже не бесплатная.
— Все еще мечтаешь поскорее сложить ее к алтарю Отечества? — нахмурился Войцех, разливая по второй рюмке.
— Нет, — усмехнулся Кернер, — я пробовал и мне не понравилось. Чему быть, того не миновать, но торопиться я не собираюсь.
— Это хорошо, — кивнул Войцех, — твое здоровье.
Они замолчали, отдавая должное лабаскусу. Войцех первым нарушил молчание, когда в голову ему пришла неожиданная мысль.
— Может, тебе в штаб съездить, Теодор? — спросил он, задумчиво почесав затылок. — Вдруг ты что-то важное можешь рассказать, а сам об этом не догадываешься? Подполковник Клаузевиц — умнейший человек, талант, каких мало. У него могут возникнуть вопросы, которые нам и в голову не придут.