— Что я тебе говорил? — усмехнулся Войцех, глядя на Дитриха. — Жаль, пари не успели заключить.
— Не поздно еще, — подмигнул фон Таузиг, — что ставишь?
— Проигравший приглашает Клерхен танцевать, как только представится удобный случай! — задорно предложил Шемет.
— Черт! — прошипел Дитрих. — Другого способа самоубийства не нашлось? Ну, да ладно. По рукам.
Слева запела труба. Кавалерия Лютцова снова ринулась в атаку. Справа сиял золотым шитьем ментиков Третий гусарский эскадрон Королевского Германского Легиона, ганноверцы, состоявшие на службе у британской короны. Слева пестрая казачья лава с посвистом и гиканьем неслась, наклонив легкие пики. Артиллерия била по окруженным французам картечью со всех сторон, но отвечал ей только ружейный огонь, все французские пушки уже были в руках нападающих.
В сгущающихся сумерках пронеслись огненные полосы, ракеты Конгрива, наконец, нашли свою цель, и французы, охваченные паникой, бросились врассыпную, побросав оружие.
— Шемет, можно я тебя прямо сейчас пристрелю? — грозно вопросила Клара и, не дожидаясь ответа, снова умчалась вперед, ведя за собой палящих из карабинов на полном скаку фланкеров.
— Успеешь! — усмехнулся вслед девушке Шемет.
Прямо на него вылетел молодой темноволосый мужчина в нарядном мундире с золотыми генеральскими эполетами. Зазвенели сабли, кони заплясали под седлом, приноравливаясь к движениям всадников. Скрестились клинки и взгляды, противники по достоинству оценили друг друга и уже не замечали кипящей вокруг сечи, охваченные горделивым соперничеством равных в мастерстве и ловкости бойцов.
Войцех нырнул под сияющую дугу французской сабли, выпрямился, в последний миг отразил тяжелый удар, отбив клинок врага высоко вверх, замахнулся. Раздался выстрел, конь под генералом зашатался и упал, и сабля, нацеленная врагу в шею, разрубила эполет, неглубоко войдя в плечо. Француз свалился с коня, и Войцех легко спрыгнул с Йорика, приставляя острие сабли к горлу упавшего врага.
— Вы мой пленник, мсье, — довольно улыбаясь, заявил он.
— Шемет, ты цел? — обеспокоенно спросила подъехавшая к нему Клара. Карабин в ее руках еще дымился.
— Шемет? — прохрипел француз и, почему-то, криво усмехнулся. — Я сдаюсь, господин лейтенант. Можете забрать мою саблю.
— Ваше имя, господин генерал? — учтиво поклонившись, спросил Войцех, принимая оружие из затянутой в белую перчатку руки.
— Мельчинский, — генерал поднялся, опираясь на протянутую недавним противником руку, — генерал-майор Витольд Мельчинский.
На бледном уставшем лице генерала, под темной шапкой буйных кудрей горели до боли знакомые Шемету черные глаза. Но где он мог их видеть, Войцех так и не вспомнил.
Изрядно потрепав противника и захватив множество пленных, Вальмоден отступил через Демиц за Эльбу. На левом берегу остались три казачьих полка Тетенборна, батальон Рейхе и Лютцовская кавалерия. Сам фон Лютцов, получивший к тому времени чин подполковника, в бою был ранен дважды и находился в полевом госпитале, в местечке Данненберг. Через пару дней, оставив эскадрон на фон Таузига, Шемет отправился туда, проведать командира. Лютцов чувствовал себя уже много лучше и сердечно поздравил молодого офицера с победой и, в особенности, с почетным пленником.
К пленнику Войцех после беседы с фон Лютцовым и отправился. Польская фамилия и неуловимое сходство с кем-то, кого Шемет никак не мог вспомнить, возбуждали его любопытство. Да и учтивость требовала справиться о здоровье раненого им противника.
В госпитале, несмотря на сырую осеннюю погоду, серым маревом накрывшую Данненберг, было жарко и душно. Раненые лежали в тесноте, на несвежих постелях, но бинты были чистые, а местные женщины и девушки ловко сновали между койками, разнося воду и лекарства.
Постель генерала Мельчинского, из уважения к его высокому чину, задвинули в угол, чтобы поменьше беспокоить раненого. Войцех приметил его буйную черную шевелюру от самой двери, приветственно помахал рукой и начал пробираться к генералу.
— Благодарю вас, мне намного лучше, — на изысканнейшем французском сообщил генерал, — кажется, ваш товарищ вовремя подстрелил моего коня, иначе мы бы с вами не беседовали.
— Хотите лично поблагодарить его, господин генерал? — усмехнулся Войцех.
— Право, не стоит, — ответил Мельчинский, — коня мне жаль, добрый был конь, много дорог вместе прошли.
Он повернулся поудобнее и тихо добавил:
— Впрочем, я выздоравливать не тороплюсь. Учитывая мое происхождение, дорога меня ждет, по всей видимости, дальняя и холодная. В Сибирь. А здесь мало ли, как Фортуна повернется.