На нижней Эльбе и Одере, война, впрочем, не останавливалась. К Рождеству войска Северной армии не только заперли маршала Даву в Гамбурге, но разгромили датчан и освободили от неприятеля весь север Нидерландов, где поднялось народное восстание против наполеоновского владычества. Кронпринц Бернадот подписал с датчанами весьма выгодный Кильский договор, присоединив, наконец, к Швеции Норвежское королевство, а в Амстердам был вызван из Лондона принц Оранский, чтобы принять на себя управление независимой Голландией. Датчане даже обязались выставить против Бонапарта десять тысяч солдат. Разумеется, за английские деньги.
К концу декабря корпус Бюлова, в составе которого теперь находился фрайкор подполковника фон Лютцова, подступил к границам Бельгии, занятой сильной группировкой французских войск под командованием Макдональда, и остановился, довольствуясь «малой войной». Часы словно замерли, отсчитывая последние дни сурового 1813 года.
В новогоднюю ночь, морозную и ясную, года войска генерал-фельдмаршала Блюхера перешли Рейн на маленьких суденышках, отгоняя веслами теснящиеся в потоке льдины. Война, приостановившаяся на время, разгорелась с новой силой.
Богемскую армию переименовали в Главную, но командовал ей все тот же Шварценберг, более прислушивающийся к рекомендациям Меттерниха и императора Франца, чем к здравому смыслу и горячим призывам Блюхера не останавливаться до самого Парижа. Зимняя кампания застала Наполеона врасплох, против двухсоттысячной армии союзников он мог выставить всего семьдесят тысяч солдат. Еще сто семьдесят тысяч спешно призванных резервистов, по большей части безусых юнцов, едва достигших шестнадцати лет, обучались в лагерях. Но Бонапарт надеялся на разногласия в стане союзников, на французский патриотизм и, конечно, на свою счастливую звезду.
Он ошибся во всем. Императору Александру удалось удержать коалицию от распада, и, после нескольких поражений, нанесенных рвущимся в бой пруссакам, армия Блюхера, усиленная корпусами Бюлова и Винцингероде, подошедшими из Голландии, заняла, наконец, главенствующее положение на театре боевых действий. Нерешительному и вечно опаздывающему Шварценбергу достались вторые роли, о чем он, похоже, нисколько не сожалел.
Уставшие за два десятилетия войн французы примеру испанцев и пруссаков, поднявшихся на вооруженную борьбу с захватчиком, последовать не захотели. «Мари-Луизочки», как презрительно именовали на родине наполеоновских новобранцев, дезертировали тысячами, крестьяне размещали иноземные войска по квартирам и снабжали фуражом и продовольствием, хмурясь и бранясь, но за вилы и топоры не брались и в леса уходить не спешили.
Звезда Наполеона закатилась еще в крови и грязи Лейпцига. Снова и снова император бросал в бой свои войска, его несомненный полководческий гений все еще оставался при нем, что доказали победы при Шампобере, Монмирале, Шато-Тьери в Вошане, но дни империи были сочтены.
После февральских неудач союзники снова продвинулись вперед. Наполеон, в надежде, что они не решатся оставить его войска в тылу, проскочил между Главной и Силезской армиями, направляясь в Голландию, где рассчитывал усилиться деблокированными гарнизонами крепостей. Но просчитался. При Лаоне Блюхер наголову разгромил маршала Мармона, а на юге Главная армия медленно продвигалась к Парижу. На юге Веллингтон перешел в наступление, оттеснив за Пиренеи маршала Сульта, и вторгся в пределы Франции.
Двадцать пятого марта армии Блюхера и Шварценберга двинулись на Париж, уже более четырех веков не видевший неприятеля под своим стенами. Одновременно в погоню за Наполеоном, отступившим много восточнее столицы, к Дизье на Марне, была отряжена кавалерия корпуса Винцингероде, в расчете на то, что Бонапарт примет ее за авангард главных сил союзников. Расчет оказался верным, Винцингероде, вступивший в неравный бой с неприятелем, потерпел поражение, но Наполеон слишком поздно понял свою ошибку. На выручку к осажденному Парижу он не успевал даже самым быстрым маршем.
В тот же день союзная кавалерия Главной армии разгромила корпуса маршалов Мармона и Мортье, спешившие на соединение с главными силами, а передовые кавалерийские части Блюхера нанесли сокрушительное поражение четырехтысячному отряду Национальной гвардии. Отказавшихся сдаться французов расстреляли чуть не в упор картечью, в образовавшиеся в каре бреши ринулась конница, поверженные гвардейцы лежали грудами, и всадники промчались по ним, втаптывая живых и мертвых в холодную раскисшую землю. Потрепанные Мортье и Мармон отступили к Парижу. Национальная гвардия полегла почти вся.