— А ты когда-нибудь это делал? — вдруг спросил Войцех.
— Что «это»?
— Изменял?
— У меня не было возлюбленной, — ухмыльнулся Уве, — только любовницы. И я никогда не обещал никому хранить верность. Значит, и не изменял.
— Завидую.
Войцеха вдруг прорвало. Он выложил Уве все свои сомнения и терзания, возможно, даже честнее, чем самому себе. Говорил сбивчиво и взволнованно, а потом замолчал, уронив голову в ладони.
— И что мне делать? — тихо спросил он. — Я чертовски нуждаюсь в совете, дружище.
— Да уж, — по губам Уве скользнула легкая улыбка, — влип ты, приятель. Что тебе делать с невестой — не скажу. Если любишь — сам поймешь, когда придет срок. А вот с прекрасной охотницей…
Он задумался, тряхнул золотой гривой и раскатисто рассмеялся.
— Поменяйся с ней ролями, приятель. Поглядим, понравится ли ей быть добычей.
Простившись с Глатцом и заехав домой переодеться в васильковый фрак и белоснежные панталоны, Войцех помчался в Хофбург, где император Франц давал последний перед Великим Постом большой бал. Празднество длилось часа три, танцы и вино уже туманили взгляды, и на появление графа Шемета никто особого внимания не обратил.
Войцех поймал Доротею, когда она скрылась за портьерой, отделяющий большую залу от двери на лестницу, ведущую в приватные апартаменты, где гости могли передохнуть и привести себя в порядок. Графиня радостно улыбнулась и потянула его к двери, но Войцех тут же, у занавеси, мимо которой проносились в вальсе пара за парой, рухнул на колени, одной рукой задирая подол бального платья, а другой нащупывая завязки своих панталон. Доротея охнула, молниеносно срывая с руки перчатку и зажимая в зубах белоснежный шелк.
— Нас могут увидеть, граф, — успела прошептать она, когда Войцех, резко поднявшийся с колен, развернул ее спиной к себе, — не здесь, прошу вас. Не здесь.
— Я вел себя, как последний идиот, — прошептал Шемет в раскрасневшееся маленькое ухо, — я наделал ошибок, за которые расплачиваться придется не только мне, но и женщине, чьей любви я не стою. И я хочу, по крайней мере, получить удовольствие от своих ошибок, раз уж я не сумел их избежать. Я ни в чем не виню вас, мадам. Но с этого дня мы играем по моим правилам или прекращаем игру.
Шемет, не замедляя ни на мгновение бешеного ритма, распустил шнуровку на корсаже Доротеи, умелыми движениями поглаживая высокую пышную грудь. Доротея застонала, но он закрыл ей рот ладонью.
— Тише, мадам, тише. Мне нравится рисковать, но я готов признать, что вы рискуете больше. И не говорите, что вам это не нравится.
Когда все закончилось, Доротея вырвалась из его объятий и бросилась на лестницу, устремляясь в дамскую комнату. Войцех задумчиво поглядел ей вслед и усмехнулся, зашнуровывая панталоны.
На следующее утро он поджидал Доротею в карете, откуда выскочил ровно за полминуты до прибытия Клама-Мартиница, собиравшегося сопровождать графиню на прогулку. Вечером появился на приеме в особняке Кауница и вежливо попросил мадам де Перигор ознакомить его с некоторыми документами, по поручению Гумбольдта. Талейран заглянул в кабинет, когда Доротея оправляла сбившееся на плечах платье. Назавтра Войцех отправился туда, где его не ожидал видеть никто — в салон Вильгельмины Саган, старшей сестры Доротеи, бывшей любовницы Меттерниха, в настоящий момент пользовавшейся благосклонностью русского царя. В спальне им пришлось прервать начатое и дрожать за складками балдахина, потому что хозяйка неожиданно решила припудрить носик.
Через три дня Доротея появилась в особняке Шемета. На ней было простое темное платье и дешевая шаль, густая вуаль скрывала побледневшее лицо с темными кругами вокруг прекрасных печальных глаз.
— Вы не забыли, что правила изменились, мадам? — иронически приветствовал ее Шемет. — Мы увидимся вечером, даю слово. Кажется, сегодня во дворце будет молебен по случаю Поста?
— Я… — голос Доротеи дрогнул, — я больше так не могу, Войцех. Мне страшно. Отпусти меня, умоляю.
— Чего же вы боитесь, мадам? — холодно спросил Войцех. — Потерять влияние на старого лиса или лишиться внимания юного героя? Кажется, до сих пор вы успешно водили обоих за нос.
— Ты не понимаешь! — страстно прошептала Доротея, прижимая сложенные руки к груди. — Мой муж далеко, в Италии. И я ему безразлична, как и он мне. Слухи его не беспокоят. Но скандал, настоящий скандал — это было бы ужасно. Он потребует развода.
— Ну, так что же? — пожал плечами Шемет. — Вы прекрасны, умны, богаты, мадам. Я уверен, что в желающих занять место графа де Перигор недостатка не будет. Граф Клам-Мартиниц молод, влюблен и готов делить вас с Талейраном. Что может быть лучше? Продолжим нашу игру, мадам, чем выше ставки, тем она желаннее.