Клерхен Войцех ждал, как никого другого. С Дитрихом он мог говорить обо всем: о предстоящей битве, о грязной политике Конгресса, о преимуществах оружия с клеймом «Испытано в Льеже» даже над английскими заводскими винтовками, о небе, вернувшемся в его сны свежим ветром и ослепительной синевой. Но только не о том, что не давало уснуть в глухой ночной час. Не о Париже, не о Линусе. Срок траура давно закончился, но почтовое сообщение с Францией прервалось, и Войцех в бессилии скрежетал зубами, глядя в темный потолок тесной комнатушки ветхого бельгийского домика, чувствуя себя вдвойне лжецом. С Кларой об этом говорить было не нужно, она поняла бы без слов.
Эрлих примчался в Эрсталь на взмыленном мышастом коне, отыскав Шемета в цейхгаузе, где лейтенант занимался проверкой обмундирования. Клары с ним не было.
— А Клерхен где? — нетерпеливо спросил Войцех. — Фланкеры волнуются, командира до сих пор нет.
— Клара в Льеже, — понурившись, сообщил Ганс, — в гостинице. Мы почтовой каретой добирались, дорога ее измотала совсем. Ждет тебя к ужину.
— Меня? — удивленно переспросил Войцех. — Не нас?
— Тебя, — подтвердил Ганс, — Дитриху не говори пока. И…
Он замолчал, подбирая слова.
— Если она скажет, что я безответственный, беспринципный эгоист и безмозглый болван, не спорь, ладно? Просто соглашайся со всем, что она говорит.
— Ладно… — в полном недоумении протянул Войцех, — как скажешь. А в чем дело-то?
— Не могу, — вздохнул Ганс, — я слово дал, что молчать буду. Сам увидишь.
Он вдруг просветлел и потащил Войцеха из цейхгауза к коновязи. К седлу мышастого был приторочен большой сверток, обернутый парусиной.
— Вот, — Эрлих распутал веревки и вручил Шемету запыленный в дороге баул, — это тебе. От Клары. И от меня.
В бауле оказалась прекрасно выдубленная медвежья шкура с головой и когтями. Великолепие несколько портили двойные отверстия на груди, так и не зашитые скорняком.
— Спасибо, конечно, — пробормотал Войцех, — да на что она мне сейчас? Могла бы и до осени подождать.
— Не могла, — усмехнулся Ганс, — ничего, в обозе не пропадет. В Париж пани Каролине отвезешь. Пусть у камина бросит. Из твоего ружья Клерхен эту тварь застрелила.
— Так уж и тварь? — вскинул бровь Войцех. — Давай, договаривай, не томи.
— Мы на охоту поехали, — Ганс поморщился, как от застарелой боли, — через месяц после свадьбы. Клара от ловчих оторвалась, все ей не терпелось твой подарок в деле опробовать. А потом ее казачок прискакал, лица на нем не было, только и мог, что за рукав меня тянуть. Я помчался, чуть из седла по дороге не вылетел, ветки все лицо исхлестали. Гляжу, на поляне конь лежит, брюхо разорвано, кровь по снегу веером. А рядом Клерхен стоит, с ружьем, в разодранном платье, волосы по плечам разметались, ноздри раздуваются. Чисто Диана. И эта тварь лежит в двух шагах от нее. Наповал. Как меня увидела, первое что сказала: «Шкуру — командиру». Вот, я и привез.
— Спасибо, — Войцех прижался щекой к жесткому меху, — непременно Линусе привезу. Дорогой подарок, лучшего я и представить не мог.
В полумраке гостиничной комнаты влажно блеснули темные глаза, тонкий силуэт шагнул навстречу щурящемуся с майского солнца Войцеху. Ганс наскоро пробормотал извинения и пулей вылетел за дверь, оставив жену наедине с командиром.
— Простите, герр лейтенант, — опустив голову, тихо сказала Клара, — я вас подвела. Я вас всех подвела.
Со дня свадьбы прошло уже более полугода, и даже перетянутое под грудью бархатное зеленое платье не могло скрыть округлый живот фрау Эрлих.
— Отставить слезы, корнет! — улыбнулся Войцех. — И не говори глупостей. Я чертовски рад, за тебя и за Ганса. Времени даром не теряли, молодцы.
— Если бы я знала, — вздохнула Клерхен, — если бы я могла знать…
— И что? Не в этом году, так в следующем, не с Наполеоном, так еще с кем. Войнам конца нет, Клерхен. Сколько ждать?
— Ты же собираешься ждать, — смутилась Клара, — а мне нельзя?
— А ты откуда знаешь? — растерялся Войцех.
— Каролина сказала, — Клара залилась краской, — ой, мне не стоило об этом говорить, прости.
— И что еще… — начал Войцех и махнул рукой, — да ладно. О чем это мы?
— О Гансе, — неожиданно ответила Клара.
— Если ты думаешь, что я собираюсь поддержать твои упреки в его адрес, — сердито заявил Войцех, — то вы оба ошибаетесь. Ганс — хороший друг, прекрасный офицер, талантливый ученый. И сделал он только то, что полагается хорошему мужу. А не стал ждать, пока Бонапарт на Эльбе упокоится.