Войцех, тоскливо поглядывая на большие напольные часы в приемной герцога, остался ждать. Блюхер велел ему привезти ответ Мюффлинга, и Шемет, хотя и рвался к своим гусарам в Линьи, приказа ослушаться не посмел.
Ужин ему, впрочем, принесли. А часам к девяти в приемную явился сам Мюффлинг в парадном мундире и в сопровождении вестового со щеткой в руках.
— Приведите себя в порядок, граф, — Мюффлинг кивнул вестовому и тот, не дожидаясь конца речи барона, принялся стягивать с Шемета мундир, — мы идем на бал.
— На бал? — Войцех от удивления выронил бритву, врученную ему вестовым. — Но зачем?
— Это удача, лейтенант, что вы — титулованная особа, — мрачно усмехнулся барон, — я предпочитаю держать вас поближе к себе, чтобы вы могли отправиться к фельдмаршалу, как только герцог Веллингтон отдаст приказ о выступлении. Но пока его британская Светлость намеревается успокоить страсти, посетив бал, который устраивает герцогиня Ричмонд. Вы будете сопровождать меня туда, лейтенант. И не забудьте попросить, чтобы вашу лошадь устроили поближе к выезду из конюшни.
Судя по количеству гостей, в эти дни в лондонском свете остались разве что немощные старики и привязанные к своим портфелям узами долга министры. Английская аристократия заранее праздновала победу над старым противником, французские замшелые роялисты присоединились к ней в расчете на бесплатное угощение и выгодные знакомства. Под бальный зал приспособили огромный каретный сарай, оклеив стены розовыми обоями и украсив малиновыми, черными и золотыми ламбрекенами — цветами нидерландского королевского дома. На превращенных в колонны столбах, задрапированных тканью, висели венки из живых цветов.
В зале запели волынки, и гости расступились к стенам, давая место шотландским горцам в килтах и с палашами в руках. В бешеном ритме джиги взметались султаны на медвежьих шапках, звенели клинки, суровые горцы с обветренными лицами плясали танец своей родины, готовясь к кровавой сече, как в древние времена. Герцогиня Ричмонд, урожденная Гордон, с гордостью взирала на своих соотечественников, готовых в который раз покрыть славой имена горных кланов — Гордонов, Манро, Мак-Грегоров.
Мюффлинг, полный решимости не отпускать молодого офицера от себя далеко, представил графа Шемета фельдмаршалу Веллингтону и герцогине Ричмонд. На суровом лице герцога, с запоминающимся благородным горбатым носом и пронзительными голубыми глазами, неожиданно расцвела теплая улыбка.
— Кажется, мне вас уже представляли, граф, — заметил он, протягивая Шемету руку, — лорд Каслри, на приеме у Меттерниха, в Вене. Он рекомендовал мне вас, как подающего надежды политика. Но я вижу, вы предпочли другое поприще?
— Бонапарт не оставил мне выбора, — Войцех попытался улыбнуться, но светский лоск вдруг ему изменил, — возможно, в Париже я сменю предпочтения. Но не ранее.
— Парижанки прекрасны во все времена года, — усмехнулась герцогиня, державшая Веллингтона под руку, — но летом особенно, вы правы, граф.
— Меня в Париже невеста ждет, — вырвалось у Войцеха, — я уж на месяц к сроку опоздал.
— Поторопимся, — рассмеялся Веллингтон, — а ваша невеста — француженка, граф? Все честные французы сегодня собрались здесь.
— Честные французы сегодня надели красный мундир, — возразил Войцех, — но пани Жолкевская не француженка, она литвинка, как и я, ваша Светлость.
— И, наверняка, очаровательна, — герцогиня распахнула веер, пряча улыбку, — я сужу по вам, граф. Никогда еще не видела литвина.
Войцех опустил глаза. Герцогиня была все еще очень хороша собой, несмотря на то, что трое ее сыновей служили в армии. История с Доротеей послужила Войцеху уроком, и, обжегшись на молоке, он был склонен дуть не только на воду, но даже на пустой стакан.
Заиграла мазурка, и Войцеха вдруг охватило безудержное веселье. Мрачные предчувствия отступили, и кровь забурлила в такт бравурному ритму.
— Вы позволите пригласить вашу даму, герцог? — выпалил Войцех, удивляясь собственной дерзости.
— Ее Светлость не танцует, — одернул Шемета стоявший все это время молча Мюффлинг, — а мы и так уже заняли слишком много времени герцога.
— Ее Светлость танцует, — объявила герцогиня, протягивая руку оторопевшему Войцеху, — ну, граф, покажите мне, как танцуют в Литве.
Войцех повел свою даму по кругу, плавно, бережно, легкими прыжками. Вторя ритму, зазвенели шпоры — он так и остался в гусарских ботиках — мазурка звала его в бой, за Линусю, за любовь, за Литву и свободу. Все быстрее, все жарче, выше прыжки, сложнее коленца и «усы». Герцогиня, раскрасневшаяся и улыбающаяся, взлетала над дощатым полом сарая легкой птицей, белоснежным облаком на ветру, и шпоры все звенели, и танцующие пары расступились, давая им место. И когда Войцех, упав на одно колено, поцеловал протянутую руку в шелковой перчатке, и музыка стихла, зал разразился аплодисментами.