В дверях трактира показался генерал Гнейзенау в сопровождении нескольких офицеров штаба.
— Благодарение богу, вы живы, — облегченно вздохнул Гнейзенау, оглядев Блюхера, — принимайте командование, господин фельдмаршал. Мы отступаем.
— Сам вижу, что отступаем, — проворчал Блюхер, — вот только куда?
— Через Намюр к Льежу, куда же еще? — чуть раздраженно ответил Гнейзенау. — К обозам и магазинам. Пусть Веллингтон сам выбирается из ловушки, куда его загнал Бонапарт, а мы дождемся русских и австрийцев, как и предполагалось по первоначальному плану кампании.
— Что? — Блюхер вскочил со стола, бутылка со звоном разбилась, и трактир наполнился густым ароматом коньяка. — Мы потеряли день, но не честь, Гнейзенау. И я, черт бы вас побрал, не намерен с ней расставаться из-за вашей нелюбви к Веллингтону. Мы отходим на Вавр. Немедленно пишите приказ. И принесите мне еще коньяка, он здорово помогает от ушибов.
— Коньяка больше нет, — горестно развел руками лекарь, — только шампанское.
— Тащите шампанское, — великодушно согласился Блюхер.
Вавр
Вчерашняя битва дорого обошлась не только пруссакам. Наполеон встал лагерем у Линьи, и отходящую в боевом порядке армию Блюхера до утра не потревожил никто. В ночи далеко разносились голоса дежурных унтер-офицеров, выкрикивающих номера полков, чтобы отставшие могли найти свои части, тут и там мелькали факелы, показывая направление заблудившимся, дружное чавканье сапог по размокшему тракту и лязг подков позволяли отличить пехоту от кавалерии.
Войцех отыскал эскадрон перед самым рассветом. Фон Таузиг встретил его вымученной улыбкой на потемневшем от усталости лице.
— Жив? Цел? Я уж и не чаял.
— Тяжко пришлось? — спросил Войцех, пристраиваясь к колонне.
— Полковник в плену, — угрюмо ответил Дитрих, — сам видел, как кирасиры его тащили, когда он с коня упал. Цох убит. Ортманну руку ядром оторвало, до лазарета не донесли. Еще десятерых потеряли. Не считая раненых. Фланкерам крепко досталось, кирасиры на них выскочили, пока они перезаряжались, не все сабли вытащить успели.
Он замолчал, собираясь с духом, и мрачное предчувствие охватило Шемета.
— Где Ганс? — голос сел в ожидании беды.
— В лазарете, — скрипнул зубами Дитрих, — колено ему пулей раздробило, хорошо, конь вынес. Отличный конь.
— Я съезжу? — Войцех вопросительно взглянул на командира. — Если тебе не нужен.
— Езжай, — кивнул фон Таузиг, — дорогу не потеряем. До Намюра доберемся, передохнем, и в Льеж. Жаль, Клара в Брюсселе.
— Так плохо? — Войцех до боли сжал кулаки, резко выдохнул и тряхнул головой. — Не хорони его раньше времени, ротмистр. И дорогу не потеряй. На Вавр.
— Фельдмаршал нашелся! — Дитрих даже просветлел и выпрямился в седле. — Эх, повоюем еще.
— Повоюем, — кивнул Шемет, — и скоро.
Полевой лазарет Первого Корпуса Войцех нагнал только к восьми утра. Солнце уже почти высушило землю, весело поблескивая в лужицах, луга по обочинам дороги искрились капельками росы, вымытые ливнем красные крыши деревеньки Виллеру купались в свежей зелени садов. Но уже на подъезде к северной околице ароматы летнего дождя и цветущей земли сменились до боли знакомым запахом гниющей плоти, засохшей крови и грязного белья. Войцех, в последний раз вдохнув чистый деревенский воздух, привязал Йорика к плетеной изгороди и направился к большому крытому соломой амбару, где разместилась операционная.
У амбара в ряд стояли холщовые носилки с ожидающими очереди ранеными. Одному из них, грузному артиллерийскому капралу, санитар деловито обматывал тряпьем разрубленную палашом голову. В образовавшейся щели пульсировала серая масса, и Войцех, сглотнув, отвел глаза. Изувеченные пулями, осколками ядер, штыками и саблями солдаты лежали молча, только двое тихо стонали в полузабытьи. Из полуоткрытой двери амбара донесся истошный вопль, но через пару минут все стихло, и на пороге показался паренек в заляпанном кровью кожаном фартуке, неся отрезанную руку, которую он, не глядя, швырнул в большую яму под старой грушей.
Войцех, не обнаружив среди ожидающих очереди Ганса, окликнул парнишку, прежде чем тот успел вернуться в амбар. Внутрь Шемета не пустили, но мальчишка почти сразу же сообщил, что лейтенанта Эрлиха в операционной нет, и не было, и посоветовал заглянуть в соседний сарай.
В полутемном сарае на глинобитном, устланном соломой полу раненые лежали вповалку, запах гниющей плоти и мочи тяжко висел в густом воздухе. Здесь стонали в голос или разевали рты в беззвучном крике, сил звать на помощь не оставалось ни у кого. Угрюмые санитары время от времени поглядывали на шевелящуюся людскую массу и выхватывали из нее уже неподвижные тела, относя их к большой телеге, запряженной меланхоличными першеронами.