… но в сентябрьском небе Дорнье тучей воронья, а боезапас не израсходован и наполовину. Звено развернулось над морем, Харрикейны один за другим устремились ввысь, в заоблачную голубизну.
— Бандиты на двенадцать часов! Как слышите? Повторите! Бандиты на двенадцать часов!
— Войтусь, что он сказал?
— Лети прямо, не сворачивай. Как завидишь гунна — стреляй.
— Прекратите щебетать по-польски в эфире! Бандиты на двенадцать часов, повторите приказ!
— Войтусь, он нас учит летать?
— Похоже.
Харрикейны дружно спикировали, влетая в золотую сетку трассирующих пуль. Слева их нагнала эскадрилья Спитфайеров, один за другим уводя Мессершмитты прикрытия в бои на виражах. Шемет стиснул зубы, но с курса не свернул. Их цель — закрыть небо, заслонить Лондон стальными крыльями, спасти и уберечь.
Прямо и вперед, что может быть проще? Не летай по прямой… Нет, сегодня этот совет не пригодится. Подлетай ближе, бей точнее. Вот это — в самый раз.
Войцех нажал гашетку в тот миг, когда стеклянная кабина Дорнье заслонила небо почти целиком, четыре двадцатимиллиметровые пушки Испано-Суиза ударили бомбардировщику в лоб, и Шемет чуть не в последнюю секунду разошелся с горящим самолетом на встречном курсе, заложив крутой вираж.
Харрикейн тряхнуло. Мессершмитт завис на хвосте, очередь задела крыло, и Войцех с чистой совестью начал набирать высоту. Самолет у врага был, несомненно, получше. Но исход боя зависит от пилота…
… даже если все, что ему предстоит сделать сегодня, это кружить и кружить над рыжими и зелеными квадратами земли, создавая «превосходство в воздухе» одним своим присутствием.
Диспетчеры аэродрома в Лусаке оказались на удивление разумными ребятами, ни один МИГ ВВС Замбии так и не поднялся в воздух. Бомбардировщики уже вышли на позицию. С высоты Канберры казались игрушечными, а лагерь террористов — кучкой детских кубиков. Первый же взрыв разрушил иллюзию, крохотные фигурки, мечущиеся между горящих обломков зданий, даже отсюда выглядели вполне живыми людьми. Если можно считать людьми тех, кто взрывает супермаркеты, нападает по ночам на мирные деревни и фермы, сбивает гражданские самолеты, расстреливая на земле выживших пассажиров.
Войцех вгляделся пристальнее, и происходящее стало ближе и ярче. Ребята справлялись прекрасно. Тех, кого не настигла кара с небес, добивали наземные части — из буша показались Скауты Селуса и отряд Легкой пехоты. Войцех отстраненно наблюдал, как бойцы методично зачищают территорию.
Движение на дороге, ведущей к лагерю, привлекло внимание Шемета. Танк Т-54 неторопливо полз вперед, сопровождаемый парой бронетранспортеров.
— Охуительно прекрасно! — Войцех стиснул зубы и на свой страх и риск нарушил режим радиомолчания. — Зеленый лидер, я — Охотник-три. Вижу танк. Прошу разрешения на снижение.
— Охотник-три, снижение разрешаю, — голос в шлемофоне звучал уверено и спокойно, — разнеси его ко всем чертям, парень.
Хокер Хантер ястребом заскользил вниз, ракеты SNEB рванулись из-под крыльев стремительными гадюками, и танк, на мгновение скрывшийся в огненном облаке, остановился в клубах дыма. Экипаж, едва различимый сквозь густую черную завесу, полез наружу, но Скауты Селуса, выскочившие из ближайших зарослей акации завершили за Войцеха начатое.
Оставались еще БТР, и Шемет, наводя пушки, пошел на второй заход…
… сбрасывая скорость и кренясь на левое крыло. Фалькон заскользил по спирали, закружился, входя в штопор. Войцех медленно отклонил рули направления, останавливая вращение, отвел ручку управления от себя. Самолет выровнялся, и Шемет снова начал набирать высоту.
— Хорошо запомнил? Повторить сможешь?
Паренек, сидящий в задней кабине учебного F-16, наверное, кивнул, потому что ответа Войцех не дождался.
— Курсант Новицкий, вопрос понятен? — строгим официальным тоном спросил Войцех. И уже мягче добавил. — Повторять или не надо?
— Вопрос не надо, — смущенно ответил курсант, — а вот штопор… Можно и повторить, пан поручник.
— В другой раз, — вздохнул Войцех, — время вышло, к обеду опоздаем. Есть хочешь?
— Как волк, — признался Новицкий, — я от волнения всегда есть хочу.
Он засопел в шлемофон, явно собираясь с духом.
— Можно вопрос, можно, — усмехнулся Войцех, — не робей, курсант.
— У пана поручника, фамилия, вроде, польская. А служит пан в американской армии. Нет, это хорошо, что они нам инструктора, который по-польски говорит, прислали. Но почему там, а не дома? Пан поручник ведь поляк?