— Я могу войти? — привычно-насмешливым тоном поинтересовался незнакомец.
— Входите, чего уж там, — махнул рукой Войцех.
После всего случившегося ночной визит не удивлял, не волновал и не трогал. Избежать его представлялось невозможным, отрицать очевидное — бесполезным.
Павлин (за неимением лучшего Войцех про себя назвал странного гостя этим именем) с легкостью перемахнул подоконник, стремительно пересек комнату, небрежно опустился в кресло у камина, сделав рукой жест, приглашающий собеседника садиться. Таким жестом монарх мог бы отмести церемониальные условности, собираясь поговорить с камер-юнкером.
Вступать в пререкания Шемет вовсе не был настроен. Но любопытство, пробившись сквозь стену решимости и отчаяния, спаянных воедино, завладело им. Пусть ненадолго, но ему было, зачем жить. «Того света» нет и не предвидится, поэтому напоследок получить ответы на давно занимающие его вопросы казалось прощальным подарком судьбы.
Но Павлин его опередил, задав вопрос, слегка огорошивший Войцеха.
— Она жива?
Шемет кивнул. Мысли его закрутились водоворотом, стремительно сменяя одна другую.
Павлин знал. Может быть, он и подстроил все это, каким-то образом направляя будущего «ученика» по темному пути, пробуждая в его душе голодного зверя, загоняя в угол? Нет, невозможно. Попытка свалить ответственность за свою судьбу на незнакомца в маске — еще более жалкая трусость, чем просьба к Кларе исполнить свое обещание. За происходящее отвечает только он сам и никто другой. Даже если в том нет вины. Даже если отвечать за зверя придется человеку.
— И что ты намереваешься делать? — насмешливый голос вырвал Войцеха из размышлений. Ему показалось, что фарфоровая маска улыбнулась краешком рта, а в прорезях мелькнул красноватый огонек.
— Пристрелить медведя, — пожал плечами Войцех, — кажется, это очевидное решение. Приговор обжалованию не подлежит. Так что поторопитесь, мсье. У меня мало времени.
— У меня еще меньше, — кивнул Павлин, — сейчас рассветает рано. Поэтому предлагаю сразу перейти к делу. Хочешь жить вечно?
— Хочу, кто же не хочет? — Войцех, конечно, не воспринял предложение всерьез. — Но медведь тоже не откажется. А мне с ним не по пути. Так что ты ошибся адресом, приятель.
— Медведь? — из-под маски раздался холодный, резкий смех. — Уж не вообразил ли ты себя оборотнем, мальчик?
— Нет, конечно, — устало вздохнул Войцех, — я знаю, что это просто безумие. Наследственное, надо полагать. Мой дед… Впрочем, это неважно. Он не успел, потому что не знал. Я успею. Но мне проще считать, что кровожадное чудовище — это не я. Так легче будет с ним покончить.
— Быть чудовищем, чтобы не стать Чудовищем, — задумчиво проговорил незнакомец.
Его слова, обращенные к самому себе, словно часть литании, насторожили Шемета. Слишком похоже на правила игры. На Правила Игры. Он не был уверен, но попытаться стоило.
— Мари-Огюстина де Граммон просила передать привет, — Войцех взглянул на бесстрастную маску, на закутанную в темный плащ неподвижную фигуру в кресле, с любопытством ожидая реакции.
— А ты не глуп, — короткий зловещий смешок заставил Войцеха вздрогнуть и отвести взгляд, — и догадлив. Кажется, я не ошибся в тебе. Поэтому повторяю свое предложение. Хочешь жить вечно?
— Я не верю в вечную жизнь, — нахмурился Войцех, — ни в этом мире, ни в том, которого нет. Имеются доказательства, незнакомец? Правила, условия, ставки? Слишком заманчивое предложение. Словно барышник на ярмарке расхваливает хромую лошадь.
— Я мог бы и не спрашивать, — фыркнул Павлин, — а силой взять то, что мне причитается по праву. Но это усложнит дальнейший ход событий. И я буду краток, время не ждет.
Мир изменился в одночасье. Ночь наполнилась охотниками, скрадывающими добычу, продлевающими свое существование человеческой кровью, сильными, стремительными, свирепыми. Ведущими между собой нескончаемую войну, плетущими интриги, из тени направляющими правителей и монархов по неведомому смертным людям пути. Одержимыми Зверем, с которым каждый из них вел непрекращающийся бой, силясь сохранить в себе хотя бы часть человека, которым когда-то был. Чаще всего побеждал Зверь. Кого за пару десятилетий, кого за тысячу лет. Но были и те, кто одержал верх в вечной схватке с кровавым безумием. Великие ученые, дарившие людям свои открытия безвозмездно, оставаясь безымянными, не ища ни славы, ни наград. Стражи, оберегающие мир от таящейся во тьме угрозы. Вечные романтики — художники, поэты, музыканты, несущие сквозь ночь искусство забытых веков. И все они играли в Игру, а имя Игре было — Маскарад.