Выбрать главу

Тем более удивительным показалось Войцеху приглашение к пану Азулевичу, богатейшему из здешних помещиков. Внимание к простому корнету, в обход гораздо более влиятельных и заслуженных офицеров полка, несомненно, было связано с его происхождением и ходившими вокруг него противоречивыми толками.

* * *

О принятом приглашении Войцех пожалел еще до того, как сели обедать. Дам в числе собравшихся было всего две — пани Анна Азулевич, взирающая на своего супруга преданными глазами, и его некрасивая вдовая сестра с потупленным взглядом. Дело, конечно, было не в самих дамах, а в их почти полном отсутствии. Если до того у Шемета еще могли быть сомнения в цели приглашения, то, при виде сосредоточенных и полных тревоги лиц гостей, самых богатых и родовитых местных помещиков, они полностью развеялись.

После обеда, по правде сказать, не только обильного, но и изысканного, несмотря на трудные времена, на которые жаловались все собравшиеся, дамы удалились так скоро, как позволили приличия. Слуги внесли трубки и ковенский мед, но хозяин все еще хранил молчание, в сомнении глядя на Войцеха.

— Господин граф… — начал Азулевич, и у Войцеха под доломаном забегали мурашки. В гости приезжать, определенно, не стоило.

Разговор велся по-польски, и хуже такого обращения могло быть только вежливое упоминание спорного княжеского титула Шеметов. Корнет Шемет был всего лишь обер-офицером, мальчишкой, которого сердобольный помещик решил как следует накормить. Граф Шемет… Титул делал Войцеха если и не главой собрания, то первым среди равных. Он мысленно послал ко всем чертям хозяина с гостями и приготовился к самому худшему.

— Господин граф, — вкрадчиво продолжил Азулевич, — мы все, собравшиеся здесь, радеем о судьбах отечества в эту трудную годину. Несомненно, нам было бы желательно узнать мнение одного из представителей рода, оказавшего столь заметное влияние…

— Пан Азулевич имеет виду Грюнвальдскую битву? — усмехнулся Войцех. — Это был единственный случай, когда Шеметы действительно оказали какое-то влияние на судьбы Речи Посполитой.

— Пан Азулевич имеет в виду дружбу, связывающую уже не первое поколение Шеметов с Огинскими, — с места в карьер встрял пан Тадеуш Рыльский, подкручивая вислый ус, — мы, признаться, надеялись, что труды пана Огинского в Петербурге окажутся более плодотворными. Но теперь…

* * *

— Теперь, когда стало совершенно очевидно, что государь более не прислушивается к его голосу, не стоит ли пану Огинскому обратить свой взор ближе к Отечеству? — закончил мысль Азулевич.

— Где ж можно быть ближе к нуждам Отечества, как не в столице? — Войцех попытался сделать вид, что не понимает собеседника.

— Разумеется, господин граф, — с готовностью согласился Азулевич, — но мы здесь более озабочены местной ситуацией. Надежды пана Огинского на воссоздание Великого Княжества Литовского не оправдались. Признаюсь, это горько разочаровало народ…

— О каком народе пан говорит? — вспыхнул Шемет. — О поляках или о литвинах? Или, паче чаяния, о жмудских крестьянах, населяющих эти земли?

— Мы говорим о шляхетских вольностях, пан Войцех, — снова вмешался Рыльский, — и о свободе.

— Свобода… — Войцех вздохнул, — я ее, панове, искал, да не нашел. Но твердо знаю одно — Бонапарт, растоптавший свободу своей родины, не принесет ее никому. Так что оставим этот разговор.

— Как господину графу будет угодно, — поклонился Азулевич, — но у меня есть к пану просьба частного порядка.

— Постараюсь быть полезным, — учтиво ответил Войцех, — в чем же ваша просьба, пан Азулевич?

— Не имея чести лично быть знакомым с паном Огинским, я, тем не менее, хотел бы ему написать, чтобы донести до него настроения тельшинской шляхты. Я был бы премного благодарен, если бы пан соблаговолил передать мое письмо пану Огинскому с личной почтой, сопроводив его дружеской рекомендацией.

— Это решительно невозможно! — горячо заявил Войцех, вскакивая с места. — Я не могу взять на себя ответственность за чужую переписку. Я прекрасно понимаю опасения пана, и тоже считаю перлюстрацию личной почты отвратительной. Но помочь в этом деле… Это граничит с нарушением присяги, пан Азулевич. Надеюсь, пан не считает меня на это способным?