В пять минут все было закончено. Семеро казаков остались лежать на поляне, но трое разбойников успели ускакать, в их числе и предводитель шайки, потерявший в бою папаху и шашку.
Войцех спешился, вытер клинок подобранной папахой и направился к бричке.
— Имею честь представиться, мадам. Я — поручик Гродненского полка Войцех Шемет. А вы, должно быть, пани Жолкевская?
— Для вас, благородный рыцарь, просто пани Каролина, — из-под капора весело блеснули черные глаза, — чем я могу отблагодарить моего спасителя?
— Боюсь разочаровать, пани Каролина, — усмехнулся поручик, — но я попрошу всего лишь принять расписку за фураж, которым ваш приказчик любезно снабдил мой отряд.
Испанцы сдержали обещание и сложили оружие в бричку, но Войцех позволил офицерам оставить палаши, полагаясь на их слово. Условия капитуляции были самые почетные, учитывая обстоятельства. По дороге к Жолкам капитан Рамон де Сильва, предводительствовавший испанским отрядом, рассказал Шемету, что он с товарищами покинул армию уже неделю назад, но заплутал по лесам, в поиске русских частей. Показываться на глаза местным поселянам они избегали, опасаясь, что те, как это уже бывало в Польше, выдадут их французам. Пару раз им удалось подстрелить в лесу дичь, тетерева и зайца, но на отряд из десяти человек этой добычи хватило только, чтобы не помереть с голоду. Капитан надеялся, что русские помогут им добраться домой, в Испанию, где по доходившим до них слухам, британские войска лорда Веллингтона и местные партизаны успешно противостояли французской армии маршала Сульта.
Незадолго до появления Войцеха на злополучной поляне, Рамон де Сильва с товарищами, скрывавшиеся в лесу, услышали одиночный выстрел, и поспешили туда, в надежде, что встретят русский пикет, ведущий бой с немногочисленном французским отрядом и, приняв участие на стороне русских, докажут свое желание драться с Бонапартом. Но обнаружив там напавших на бричку казаков, вызвались защищать даму.
— Мадам — очень храбрая женщина, — де Сильва кивнул в сторону брички, — как только увидела, что мы на ее стороне, тут же попросила у меня пистолет. На случай, если дело обернется совсем худо.
— Очень храбрая, — согласился Войцех.
В Жолки они прибыли уже ввечеру. Пан Тадеуш отправил крестьян с повозкой забрать тело кучера и закопать убитых казаков. Четверо испанцев, включая лейтенанта Хуана Сансо, получили в схватке легкие ранения, но и остальные падали с ног от голода и усталости. У Войцеха и троих отправившихся с ним гусар с утра маковой росинки во рту не было. Словом, о том, чтобы пуститься в путь немедля, не могло быть и речи.
Пани Жолкевская такому положению вещей даже обрадовалась. Она немедля принялась раздавать указания дворне, и уже через час Войцех, наскоро перекусивший хлебом с вареньем и кружкой молока, блаженно растянулся в баньке, смывая с себя походную грязь. Вместе с ним постигали премудрости банной науки и березового веника испанские офицеры. Остальные испанцы, несмотря на языковой барьер сошедшиеся на дружеской ноге с гродненскими гусарами, ожидали своей очереди.
Мундиры их вычистили, белье постирали и выгладили. Войцех извлек из прилаженного к седлу чемодана[5] ментик и к ужину, накрытому со всей возможной в захолустном имении изысканностью, явился в полной гусарской красе. Разговор шел по-французски, испанских офицеров, разумеется, тоже позвали к столу.
Крахмальная скатерть, старинные кубки, в которые хозяйка лично подливала щедрой рукой извлеченное из глубины подвала старое рейнское вино, пляшущие огоньки свечей… Война, казалось, отступила, и четверо молодых людей, собравшихся за столом, улыбались и шутили, как давние друзья, оставив ее за порогом гостеприимного дома.
У пани Каролины нашлась и гитара. Хуан Сансо, у которого при виде инструмента загорелись глаза, ловкими пальцами пробежался по струнам, и гитара запела страстно и нежно в его стосковавшихся по музыке руках.
Засиделись за полночь, но свечи догорели, усталость взяла свое, и собеседники разошлись на ночлег. Испанцы, поблагодарив хозяйку, отправились ночевать на сеновал к своим товарищам, Войцеху же досталась гостевая спальня с широкой кроватью, пуховой периной и одеялом, подбитым синим атласом.
Несмотря на усталость, Шемет долго не мог уснуть. События этого дня взбудоражили его, и он еще долго перебирал их в памяти, стараясь запечатлеть каждый момент. Наконец, он задремал, и во сне ему все мерещился щемящий душу плач гитары.
Разбудило его неожиданное прикосновение к выпростанной поверх одеяла руке. Войцех подхватился, резким движением сел. Пламя свечи, задрожавшее в чьей-то руке, ослепило его.
5
Чемоданом назывался цилиндрический мешок из серого сукна 80x22 см, имеющий клапан на четырех медных пуговицах.