Выбрать главу

Отряд возвращался из очередного разъезда. Войцех, несмотря на моросящий дождь, заставлявший плотно кутаться в сырой и тяжелый плащ, пребывал в приподнятом настроении. В середине отряда ехал перехваченный французский курьер, судя по офицерским эполетам и холеной лошади, не слишком утомленной длительным переходом, с весьма важными сведениями в притороченной к седлу кожаной сумке. Документы Шемет, понятное дело, оставил на рассмотрение начальства.

На развилке, уходящей через лес к маленькой деревеньке, название которой не уместилось на карте, отряд перехватил испуганный мальчонка, босой и взъерошенный, верхом на неоседланном пахотном коньке. Завидев гусар, он ударил коня пятками, еще издали закричав:

— Беда, пан офицер! Беда!

Войцех, не теряя времени на выяснение обстоятельств, разделил отряд, препоручив захваченного курьера заботе десятка гусар, а сам, со вторым десятком, размашистой рысью свернул на деревенскую дорогу.

Уже на подъезде послышались шум, крики, женский визг. Раздался одинокий выстрел, и какая-то баба истошно заголосила. Войцех, с трудом сдержав желание немедленно ринуться вперед, сделал своим гусарам знак остановиться, и, спешившись, подошел к опушке, скрываясь в густых кустах.

Первое, что бросилось в глаза, — голосящая простоволосая баба, обнимающая обмякшее тело мальчишки лет десяти. Крестьяне — мужики всех возрастов, пожилые бабы и малые дети, кучей столпились у околицы. Десяток французов в мундирах пехотного полка, окружил их, держа под прицелом. Еще несколько мародеров, тоже с ружьями на изготовку, следили за погрузкой двух подвод, запряженных косматыми лошаденками. Из деревни доносился стук и лязг, очевидно, остальная часть неприятельского отряда прочесывала дома в поисках поживы.

Из ближайшей избы появился француз, на ходу застегивая рейтузы. Он бросил в телегу двух связанных за лапы кур, перехватил ружье у стоявшего на страже солдата, тот бегом припустился к избе. Один из мужиков рванулся из толпы, но упершийся в грудь штык остановил его. Донесшийся из избы высокий женский крик послужил для Шемета последней каплей. Он бегом вернулся к своим, вскочил в седло.

— По пятеро с двух сторон! Галопом! — срывающимся голосом приказал Войцех. — Вперед! Врага не жалеть!

Гусары влетели в деревню на полном скаку, опрокинув ошеломленного противника стремительным натиском. Несколько выстрелов все же прозвучали, один гусар качнулся в седле, схватившись за бедро, но тут же выпрямился, полоснув клинком неприятеля через все лицо. Французы бегом кинулись к ближайшему сараю, в тонких глинобитных стенах тут же появились черные проломы, в них заблестели ружья.

Мужики, быстро оправившиеся от страха при виде нежданной помощи, похватали вилы и топоры, рассыпавшись по деревне в поисках отставших мародеров. Войцех, соскочив с коня, стремглав ворвался в избу, откуда доносился женский крик, разрядил пистолет в лицо ожидавшего своей очереди со спущенными штанами плюгавого француза, одним движением сдернул другого с плачущей девчонки лет семнадцати, вторым разрубив его от плеча до пояса.

Вылетел наружу с перекошенным от гнева лицом. С разбежавшимися по деревне французами уже было покончено, оставались только запершиеся в сарае стрелки.

— Что делать будем, пан офицер? — приступил к нему седой старик в испачканной кровью рубахе. — В полон брать, али как?

— К черту! — скрипнул зубами Шемет. — Не стану я своих людей под пули этой сволочи посылать. Несите факелы. Выкурим.

— Не выкурим, — мрачно усмехнулся старик. — Я уж дверь бревнышком подпер, пан офицер. Поджигать, что ли?

— Жги! — хрипло ответил Войцех и отвернулся.

* * *

На следующее утро поручик Сенин, обеспокоенный исчезновением Войцеха из-под совместного крова еще до рассвета, отправился бродить по лагерю в поисках друга. Обнаружил он Шемета, облаченного в грязный китель, позаимствованный у Онищенки, на хозяйственном подворье. Поручик Шемет ожесточенно рубил саблей коровью тушу, подвешенную к мясному крюку, вбитому в перекладину.

— Чем это тебе животинка досадила, Шемет? — усмехнулся Сенин.

— Не мог я этого сделать, — вместо ответа покачал головой Войцех, — не мог…