С развилки показался одинокий конь, неторопливо трусящий на запад, прихрамывая и спотыкаясь. На крупе его, проезжавший мимо Войцех приметил глубокую рану, кто-то вырезал из еще живой лошади порядочный кусок. На морозе кровь немедля застыла, и обреченный конь продолжал свой путь, не желая покорно сдаваться неминуемой гибели. У Шемета захолонуло в животе, сквозь стиснутые зубы засочилась сукровица из распухших десен. Бешенство клокотало в горле, застилало глаза, требуя живой человечьей крови взамен невинной конской.
Словно отвечая его мыслям, впереди запела труба. Гродненский полк настиг отходящие к Вилейке остатки баварского корпуса Вреде. Неприятельская кавалерия, замыкавшая строй, поворотилась, отступила к пехоте. Четыре эскадрона Гродненцев на рысях кинулись баварцам во фланг, отбросив их от селения, остальные, обойдя противника, зашли в тыл. Лошади неприятеля, изнуренные голодом и холодом, не могли даже скакать, и после непродолжительной, но жестокой сечи, баварцы положили оружие.
Войцех, сполна утоливший в бою нахлынувшую жажду крови, с тревогой озирался, подсчитывая потери. Поручик Глебов, спешившись с Супостата, привалился к конскому боку, ординарец спешно перетягивал ему раненую саблей руку обрывком французской шинели. Глебов слегка побледнел, его черные усики топорщились от боли, но на ногах поручик держался твердо. Войцех кинулся к нему, соскочил с коня.
— Только бы не в гошпиталь, — хрипло прошептал Глебов, завидев подходящего товарища, — сгнию там. Только бы не в гошпиталь…
— Шеф знает, что там творится, — Войцех легонько сжал здоровую руку Глебова выше локтя, — не попустит Федор Васильевич такого. Хоть в коляске тебя за полком повезем, а не бросим.
— Ноги целы, — сердито возразил Глебов, — и верхом смогу.
— Сможешь, сможешь, — кивнул Войцех.
Однако, глядя на сочащуюся сквозь повязку из глубокой раны кровь, он вовсе не был в этом уверен.
На ночь полк остановился в Курженце, недалеко от Вилейки. Шемет, на этот раз поручив Йорика заботам ординарца, отправился в походный лазарет, разыскивать Глебова.
Возле большой избы, где штаб-лекарь Савельев и его помощник, фон Эрцдорф, развернули лазарет, Войцех обнаружил двоих служителей, закапывающих в яму отрезанные конечности. Войцех чуть не бегом влетел в дом, едва не споткнулся о лежащих прямо на крытом прогнившей соломой полу раненых, протолкнулся к стоявшему у дальней стены столу сквозь столпившихся в ожидании своей очереди солдат.
— Иван Иванович, голубчик, — взволнованно произнес он, улучив момент, когда Савельев закончил очередную перевязку, — поручик Глебов где?
— В соседней избе, — нетерпеливо бросил пожилой грузный штаб-лекарь, — жар у него. Чем попало перевязываете, вместо того, чтобы выше перетянуть, отсюда и все беды. Шеф говорит, мы завтра выступаем, некогда возиться. В гошпиталь отправлять будем.
— Иван Иванович, — взмолился Войцех, — нельзя его в гошпиталь. Пропадет, сами знаете.
— Приказ у меня, господин поручик, — вздохнул Савельев, — тех, кто из строя выбыл, из полка отсылать. Не могу я…
— А кто может? — живо поинтересовался Войцех.
— Ну, если Шеф прикажет… — улыбнулся Савельев в седые усы, — выходим. Рана у него глубокая, но чистая. Если не запустить — жить будет. И даже саблей помашет еще.
— Спасибо, Иван Иванович, — Войцех, наконец, отпустил рукав штаб-лекаря, — бегу уже.
Ридигер, выслушав торопливые просьбы поручика, немедля отправил людей за Глебовым, приказав перенести его к себе на квартиру, то бишь в чистую избу, которую он занимал со своим штабом. Поблагодарив Шемета за проявленную расторопность, пригласил присоединиться к скромному ужину, чему Войцех, пропустивший раздачу порций кашеварами, несказанно обрадовался.
Полковнику на ужин досталась одинокая курица, заплутавшая на улочках покинутого населением Курженца, и Войцех, которому такая перемена блюд показалась роскошным пиршеством, на этот раз от вина не отказался. От бордо и тепла его слегка разморило, Ридигер, находившийся в благодушном настроении, был весьма настроен на беседу, и разговор меж ними потек плавно и доверительно, несмотря на различие в возрасте и чинах.
— Федор Васильевич, — осторожно начал Войцех, — как же так получилось, что мы Бонапарта на Березине упустили? Ведь теперь война продлится еще долго. Может, и с год.