Французские власти неодобрительно косились на народное оживление, но Пруссия все еще формально оставалась в союзе с Наполеоном, которому требовались свежие войска, а о цели призыва в эдикте не говорилось ни слова. Поэтому коменданту оставалось только настороженно наблюдать за происходящими событиями, дожидаясь прямых указаний из Парижа.
Исаак радовал Войцеха растущей стопкой бумаг, подлежащих отправке в Мединтильтас, в первую очередь, доверенностью на имя графини Шемет, утвержденной самим министром внутренних дел. За будущее имения можно было не беспокоиться, хотя многие мелочи еще следовало уладить.
Маленький отряд Шемета увеличился до двадцати человек, и занятия пришлось перенести за город, что отнимало больше времени, зато давало возможность обучиться большему числу маневров. За это время он коротко сошелся с фон Таузигом, обнаружившим в себе поистине призвание к кавалерийской службе, несмотря на вполне мирное прошлое.
Дитрих, хотя и происходил из старинного юнкерского рода, прежде к военной службе склонности не питал и с согласия отца изучал астрономию в Йенском университете, предоставив старшему брату прославлять семейное имя на поле боя. Но волна патриотизма, захватившего не только Пруссию, но и докатившаяся до родной Тюрингии, унесла его в Берлин, даже прежде, чем эдикт о созыве добровольцев был принят официально.
Ум и обаяние нового друга восхищали Войцеха. Молодые люди говорили о будущем Германии, избегая щекотливой темы неопределенного будущего Варшавского Герцогства, о предстоящих сражениях, о философии и астрономии, о театре и поэзии. И, конечно, о любви.
Иногда Войцех сопровождал Лизхен на прогулку с братьями, но, с согласия фрау Греты, все чаще они отправлялись куда-нибудь вчетвером, с Дитрихом и фройляйн Мартой. Войцех убедил друга, что слишком дорогие развлечения могут раскрыть его инкогнито, а принимать на глазах у Лизхен щедрость фон Таузига, даже отдавая ему долг исподтишка, ему будет неловко. Поэтому времяпровождение было самое невинное — благотворительные спектакли в пользу армии, публичные концерты военных оркестров, каток, на котором Войцех делал значительные успехи.
Марта, по мнению Войцеха, вела себя на этих прогулках странно. Задавала Лизхен вопросы о планах на будущее, сокрушалась о том, что той, по всей видимости, придется идти в гувернантки, если она не имеет «более удачных» вариантов, и все это непременно в присутствии Войцеха. Интересовалась ее мнением о литературе и музыке, впрочем, недолго. Убедившись, что круг чтения Лизы составляли не только сентиментальные романы, а судить она может не только о вальсах и котильонах, такие разговоры Марта прекратила и свои беседы с Лизой перевела на тему модных шляпок.
Последней темой для разговора о литературе послужили «Страдания юного Вертера». Марта, только недавно прочитавшая книгу по совету Дитриха, осуждала Вертера, не проявившего должной решительности в ухаживаниях за Лоттой до ее непоправимого замужества.
— Лотта — неглупая девица, — заявила Марта, — она не могла не знать, что для нее лучше. Но Вертер не отважился следовать своим чувствам до конца, и все кончилось так плачевно.
— А мне Лотта кажется эгоистичной, — ответила Лиза, — она прекрасно знала о чувствах Вертера, но продолжала разжигать в нем страсть, прикрываясь словами о дружеском участии. Ей просто жаль было потерять поклонника. Я не одобряю подобной жадности.
— Но если она не любила Альберта, — возразила Марта, — то с Вертером ей было бы лучше. Ему стоило только дать ей понять, что он готов ради нее действительно на все.
— Если она не любила Альберта, — пожала плечами Лизхен, — тогда зачем вообще давала ему согласие? Воля твоя, Марта, а я считаю ее пустой и эгоистичной. Нехорошо играть чувствами.
Войцех с гордостью смотрел на Лизу. Ее ум и честность суждений восхищали его не меньше, чем красота. И он снова поздравил себя с тем, что неисповедимые дороги судьбы привели его под скромный кров фрау Греты.
Первое время фрау Грета, хотя и предоставила дочери полную свободу в рамках принятых правил, в домашней обстановке удвоила свою бдительность, и случайные встречи на лестнице и в прихожей стали значительно реже. Но после одного вроде бы ничем не примечательного разговора оставила до того заметное беспокойство по одной ей известным причинам.
После ставшего обычным завтрака втроем (мальчики к тому времени уже убегали в школу) фрау Грета собралась заняться шитьем, назначения которого больше не скрывала. Поднявшись из-за стола, она вдруг провела рукой по рукаву темно-серого сюртука Войцеха и с одобрением кивнула.