Слева из темноты выступил прямоугольник знака. Сергей не видел букв, но и без того прекрасно знал, что слово «ИГНАТЬЕВ» зачеркнуто на нем жирной красной чертой.
Однако расслабляться было рано. Сзади — правда, достаточно далеко — слышался стук копыт.
Дорога мало подходила для скоростной езды на велосипеде — несколько раз Сергея так подбрасывало на ухабах, что он едва удерживался в седле. Тем не менее, пока что, судя по звуку, расстояние между ним и преследователями не сокращалось. Видели ли они его на таком расстоянии? Коржухин надеялся, что нет. Сам он боялся оборачиваться на полной скорости, да и мало что разглядел бы в темноте.
Справа показался мертвый грузовик. Памятник участникам заговора, последний из которых пал сегодня ночью… Стало быть, это было не пятнадцать, а двадцать лет назад. Ну да какая разница…
В этот момент велосипед тряхнуло на очередной колдобине, Сергей, выписав зигзаг рулем, сумел-таки удержать равновесие, но в тот же миг что-то лязгнуло и брякнуло об асфальт, и педали закрутились подозрительно легко.
«Цепь! — понял Сергей. — Цепь соскочила! Проклятая старая рухлядь!»
Он затормозил и соскочил с велосипеда. К счастью, короткая летняя ночь была уже на исходе, и мрак стал не таким непроглядным — так что ему удалось увидеть валяющуюся на асфальте цепь. Подхватив ее и взяв за рулевую стойку велосипед, Коржухин нырнул в лес справа от дороги.
К тому времени, как преследователи достигли грузовика, он успел отбежать не слишком далеко (тем паче что бежать приходилось с велосипедом). Судя по звуку, всадники остановились у машины. Сердце Сергея ушло в пятки; он простерся на земле, вжимаясь в сырой мох. Но, очевидно, его все-таки не видели: игнатьевцы лишь проверили, не прячется ли он в кабине или в кузове, и поскакали дальше.
Сергей поднес к глазам кулак с намотанной цепью и только тут понял, что дело обстоит намного хуже, чем он полагал. Цепь не просто соскочила — она порвалась. Он опять разразился мысленными ругательствами по адресу старого велосипеда; однако, проведя пальцем по краю разорвавшегося звена и внимательно рассмотрев его, насколько позволяли предрассветные сумерки, Сергей понял, что велосипед тут не виноват. Цепь повредило пулей — видимо, той самой, которая пробила ему штанину. Хорошо еще, что цепь продержалась так долго…
Он бросил бесполезный уже велосипед (сунув в карман цепь — какое-никакое, а оружие) и зашагал дальше в лес. Ему пришла в голову мысль, что у брода его может ждать засада, так что он продолжал идти на север, перпендикулярно дороге. Лишь пройдя по тайге несколько километров, он вспомнил, что забыл отвязать от велосипеда сумку с едой, но уже не решился вернуться…
Эпилог
Двумя неделями позже где-то на необъятных просторах сибирской тайги шестеро молодых людей — четыре парня и две девушки — сидели на поляне вокруг костра. Несмотря на молодость, они не были обычными городскими ребятами, ищущими экзотики и романтики в лесу сразу же за чертой города; нет, то были опытные туристы, которые знали, что делали, когда забирались в таежную глушь, за сотни километров от цивилизации. Вечерело. Путешественники отдыхали после очередного дневного перехода; одна из девушек — сегодня была ее очередь — варила ужин, старший группы (его звали Миша, и он действительно был старше других) пел под гитару что-то КСПшное, перемежая известных и чтимых в туристической среде бардов своими собственными песнями. Остальные слушали, хотя кое-кто просто беззастенчиво дремал. В общем, ничто, кроме вездесущих комаров, не нарушало идиллической картины, когда вдруг на поляну вышел еще один человек.
Он появился именно вдруг, внезапно и бесшумно выйдя из-за деревьев — но не внезапность была причиной того, что девушка, поднявшая глаза от котелка, испуганно вскрикнула, а Миша, отложив гитару, придвинулся на всякий случай к лежавшему неподалеку ружью. Вид неизвестного действительно внушал оторопь. Ему было, наверное, лет пятьдесят, он был совершенно сед и страшно изможден. Лицо его, неестественно бледное и в то же время все в красных пятнах от укусов гнуса, казалось какой-то кошмарной маской. Его куртка и брюки были невероятно грязны, и все же можно было различить, что они отнюдь не того фасона, который предпочитают путешествующие или работающие в тайге; человека в таком наряде (только, разумеется, чистом) куда естественней встретить на улицах мегаполиса. Он был бос, или, точнее, на ногах его сохранились заскорузлые от крови и грязи остатки носков. С его правого кулака свешивалась намотанная ржавая велосипедная цепь.