Старая кровать тоскливо заскрипела, принимая вес его тела. Сергей отбросил в сторону одеяло — под ним было бы слишком жарко, тем паче, что окно пришлось оставить закрытым из-за комаров — и укрылся второй простыней. Было очень тихо. Легко было представить себе, что вокруг на сотни километров нет ни единой живой души.
— Ты заметил, что она надушилась? — раздался вдруг голос Алекса.
— Да, от нее действительно пахло какой-то парфюмерией, — припомнил Сергей. — Странно, как-то не вяжется со стилем деревенского дома.
— Ради нас старалась. Точно. Когда мы с ней в дверях разминулись, запаха еще не было.
— Слушай, Дон Жуан, почему бы тебе не направить мысли в более конструктивное русло? Полез флиртовать с первой же секунды. Между прочим, твоя «любовь с первого взгляда» изрядная неряха, как ты мог заметить. В ее доме лампы зарастают паутиной, а гостям подают холодную картошку. Может, она и духи использует с той же целью, что и средневековые дамы — чтобы запах немытого тела перебить.
— Вот так всегда — придет поручик и все опошлит, — процитировал Алекс старый анекдот. — Девушка старалась, а ты про нее гадости говоришь.
— Пытаюсь вернуть твоей голове немного здравого смысла.
— Не хочешь про Лиду — давай про Игнатьев. Как по-твоему, что здесь творится?
— По-моему, — сказал Сергей, подумав, — дело в каких-нибудь махинациях местного начальства. Браконьеров покрывают или, может, водку гонят подпольную… Хотя водку, пожалуй, выгодней поближе к массовому рынку сбыта гнать. Скорее браконьеры или еще что-то, с лесом связанное. И жители в это втянуты. Сам знаешь, с нормальной работой сейчас и в крупных городах не все ладно, а уж в такой-то дыре… Поэтому чужаков и не любят.
— По-твоему, это все объясняет?
— Предложи лучшее объяснение. Только не в духе историй, которые рассказывают ночью в пионерлагере.
— Да, — отозвался Алекс после некоторой паузы, — наверное, ты прав. Кстати, у нас дверь заперта?
— Я не запирал. Да, пожалуй, это не помешает, — Сергей нашарил в темноте свои туфли (после того, что он увидел внутри абажура, ему не хотелось ходить здесь босиком) и, шаркая, направился к двери. Некоторое время он безуспешно пытался нащупать крючок или щеколду, потом зажег свет.
— Смотри!
Сергей резко обернулся на испуганный возглас Алекса, но ничего необычного не увидел.
— Кто-то глядел в окно, — заявил сидевший на полу Алекс.
Коржухин быстро подошел к окну. Оно выходило в сад; в тусклом прямоугольнике света видна была высокая трава и ветви деревьев, почти касавшиеся стекла. Они шевелились, но причиною тому был, по всей видимости, ночной ветерок. Какой-то крупный мотылек полз по стеклу с той стороны; при взгляде на его беловатое брюхо Сергей почувствовал отвращение. Больше ничего не было видно. Сергей подергал за шпингалет, намереваясь открыть окно, но его усилия не увенчались успехом; должно быть, рама, слишком долго остававшаяся закрытой, разбухла и перекосилась.
— Ты уверен, что кого-то видел?
— Н-ну… Мне так показалось. Он стоял там и смотрел в комнату. А когда ты зажег свет, отпрянул.
— Он?
— Может быть, и она. Или оно. Не знаю, я видел это какую-то долю секунды.
— Так видел или показалось?
— Пожалуй, я бы не стал держать пари, что там кто-то был, — признал Алекс. — Может, просто из-за вспышки света померещилось.
— Скорее всего, так и есть, — Сергей обернулся в другую сторону. — Однако ни крючка, ни щеколды на нашей двери нет. Ну да ладно. Хватит романтических фантазий, давай, наконец, спать.
Он снова выключил свет.
Глава 2
Ночью Сергею снилась гроза. Грохотал гром, холодные плети ливня хлестали в окна, и каждая вспышка молнии озаряла неясные фигуры, стоявшие вокруг. То есть это так только казалось, что они стоят; при каждой новой вспышке они оказывались все ближе. И вот, наконец, при очередном грозовом разряде одна из этих тварей, вынырнув откуда-то снизу, прижалась к окну — и с этого момента уже была видна отчетливо, независимо от молний. Тварь была голой, мокрой, жирной и мучнисто-белой. Ее рыхлое лицо — если это можно было назвать лицом — расплющилось по стеклу. На нем не было ни глаз, ни носа — одна лишь длинная черная щель рта, из которой торчали клыки. Этими клыками урод скреб по стеклу, оставляя потеки яда. Затем, осознав, как видно, что прокусить стекло не получится, существо подняло руки — маленькие пухлые детские ручки — и принялось шлепать и елозить по стеклу синюшными ладошками. По мере этих усилий вены на руках набухали все сильнее и, наконец, лопнули черными рваными трещинами. Из этих трещин вместо крови вываливались сгустки шевелящихся белых червей, которые не падали вниз, а расползались по стеклу. Их становилось все больше, и стекло стало прогибаться под их тяжестью — словно сила гравитации была направлена не вниз, а в комнату. «А ведь это ты их притягиваешь, Алекс», — сказал Сергей, оборачиваясь к своему попутчику. «Так и должно быть, ведь я умер», — ответил Алекс. И в самом деле, он лежал посреди комнаты не на покрывале, а в гробу; лицо его посинело и раздулось, а изо рта торчал язык. «Язык не бывает белый», — подумал Сергей и понял, что на самом деле это холодная вареная картошка. «Как же он может говорить? — удивился Сергей. — Ведь у него во рту картошка. Наверное, через нос!» Сделав это открытие, он почувствовал себя уверенней. В этот момент стекло лопнуло, и черви полетели внутрь, звучно шлепаясь на тело мертвеца.