– Да. Эта неопределённость уже за(censored), – рыжая Люська передёрнулась от зябкого ощущения, однако недрогнувшей ручкой чокнулась с мужчинами глухо отозвавшимся стаканчиком с прозрачно колышащейся в нём огненной водой. – И… давайте, пожелаем нашим удачи там?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЗА СЕМЬЮ МОРЯМИ, ЗА ДЕВЯТЬЮ МИРАМИ
– Ну, если желаете к дракону, почему бы и нет?
Непонятный проводник спокойно шествовал меж звёзд по мохнатящейся каким-то подозрительно ярко-синим инеем тропинке, а следом за ним, старательно скрывая изумление на лицах и пытаясь не сильно глазеть по сторонам, шли двое людей.
– А он не кусается? – осторожно поинтересовалась Одарка.
Идущий впереди так расхохотался, что даже остановился и обернулся.
– Если цапнет, мало не покажется. Но вообще, добрейшей души, скажу я вам, дракон. И добавлю по секрету – Пим ужасно боится мышей.
Впереди и чуть сбоку что-то сверкнуло, грохнуло. До слуха замершей на тропинке троицы донеслось чиханье, басовитая ругань по поводу отчего-то болтающейся в астрале пыли и всякой дряни, а затем чей-то голос упрекнул, что вот о мышах сообщать-то и не стоило. Лёха тихонько ущипнул себя за бок, а потом и девицу, по каковой причине она подпрыгнула вовсе не малость. И было отчего – по лохматой газовой туманности прямо к ним бодро топал самый натуральный дракон. Вообще, никто их толком никогда и не видал, однако парень ничуть не сомневался, что этот запросто заткнёт за пояс любые выдумки киношников и художников.
Потому что настоящий!
Больше всего он походил на весьма симпатичную ящерицу с крылышками, если её увеличить разиков этак в сто. Весёленького изумрудного цвета и в золотистые пятнушки, а на живой и постоянно меняющей выражение физиономии сейчас виднелась этакая пикантная смесь досады и смущения.
– Надеюсь, уважаемым гостям не придёт в голову мысль и в самом деле проверять слова этого оболтуса на практике? – с надеждой в голосе осведомился он и с облегчением выдохнул, когда Лёха и Одарка не сговариваясь кивнули.
Проводник чинно представил всех, после чего сослался на неотложные дела и куда-то испарился. И парень с девчонкой сами не успели ничего толком понять, как уже обнаружили себя сидящими на хвосте обернувшегося вокруг них дракона, и весело при том болтающими. В обоих смыслах болтающими – и ногами, и языками.
Дракон и в самом деле оказался существом благодушным и даже весёлым. Вмиг организовал плавающий в пустоте столик (со всем, чему на нём быть положено) и даже завёл подобающую трапезе беседу. Сам, правда, есть не стал, сославшись на диету – но от крепких и хорошо очищенных напитков не отказался.
– Жаль, конечно, что у вас такая беда приключилась, – непритворно вздохнул он, и его золотисто светящиеся глаза грустно потускнели. – Иногда с мирами такое бывает, и в такие моменты я сам не рад, что когда-то появился на свет…
Из дальнейших слов его выяснилось, что дракону чёрт-те сколько тысяч лет, если пересчитать на земные интервалы – да и его собственный мир тоже давно сгинул где-то в недрах то ли атомной бури, то ли и вовсе чёрной дыры.
– Да, осталась пара сотен наших, владеющих Силой. Болтаются где-то и по мере сил стараются преуменьшить хаос. Ведь не только в вашей мифологии мы мудрые и сильные, – Пим сокрушённо покачал головой и схрумкал прямо со столика бутылку Столичной. Прожевал, сглотнул, и деликатно сплюнул куда-то в сторону помятую жестяную пробку. – Ладно, гости дорогие, предлагаю вам сейчас отдохнуть. То есть, выспаться – и причём, порознь. А то знаю я вас, сам когда-то молодым был…
В самом деле, о чём бы сейчас эта парочка ни думала – но вовсе уж не о спокойном сне, неотягощённом неподобающими побуждениями души и тела. Потому и понятно, что так и не вкусившие сладкого греха расползлись по сторонам с видом разобиженным и несколько надувшимся. Ворчащая что-то Одарка бесцеремонно залезла дракону под крылышко. Ещё слышно было, как она ворочалась и сопела там, пытаясь устроиться поудобнее. Считай, потеплее и помягче – но судя по довольно скоро воцарившейся в той стороне тишине, будущей ведьме то удалось. Зато Лёха, сокрушённо почесав в затылке, улёгся прямо на драконьей спине. Бывало и куда жёстче, знаете ли, и заметно холоднее.
Уснул он не сразу, хотя после сытной и полузабытой уже еды горячего приготовления в животе поселилась приятная тяжесть. Поворочался немного, вспоминая накопившиеся за день непонятки, и всё же постепенно соскользнул в тяжёлый и какой-то зыбкий сон.
* * *
Ах, как же то наверняка хреново – кончать вот так…
Чёрный летун скользил над столь же беспросветным лесом, едва не касаясь макушек увитых паутиной деревьев кокетливо приопущенными кончиками крыльев. Может быть, красоты ради (смотрелось действительно симпатично) – но скорее ради пущей маневренности. Недавно обладатель этой пары великолепных крыльев цвета тьмы обнаружил, что так действительно удобнее, да и легче бросаться в случае чего во всякие головоломные виражи.
И всё же, в глазах похитителя ночи не просто так мелькали вереницы огоньков – всё его внимание и в самом деле оказывалось обращено к проплывающему за правым крылом шоссе. Бесконечное и довольно широкое, оно прорезало утопающий во мраке и неестественно белеющей паутине лес. И хотя оказывалось вымощенным если не благими намерениями, то залито столь же чёрным гудроном изготовления подозрительно чумазых кочегаров, неплохо угадывалось благодаря аккуратной, зеленушно фосфоресцирующей дорожной разметке.
Полоса первая – до ста. Однако, на редких обретавшихся там тихоходов проносившиеся мимо посматривали свысока и чуть ли не презрительно. Ну да, кто не курит и не пьёт, больше всех и проживёт!
Полоса вторая – до шестидесяти. Что ж, пожалуй, самая многочисленная? Нормальные ездоки, надеющиеся и здоровье соблюсти, и жизнь ухватить если не за яйца, то уж за дойки точно. А всё же, здесь тоже пёстренькие, ярких и весёленьких расцветок машинки иногда сталкивались. И тогда на обочине вспыхивали чадные костры, в которых, если присмотреться, можно было заметить так и пляшущих всяких-разных, не к рассвету будь помянутых.
Полоса третья – до сорока. Понятное дело, тут в основном солдаты и представители всяких, учёно говоря, профессий повышенного риска. Но зорко присматривавшийся летун с удовольствием отметил, что и тут движение весьма и весьма оживлённое. Соответственно, и мусора на обочину они добавляли куда как много и исправно…
И самая крайняя – до двадцати. Самоубийцы, экстремалы и прочие извращенцы неслись здесь так, словно бензобаки им наполнили самим адским пламенем. Естественно, долго удержаться они тут не могли. И хотя успевали отхватить изрядный шмат дороги, всё равно рано или поздно (скорее, рано) оказывались чадными холмиками в сокрытом тенью мрачном кювете.
Да уж, не позавидуешь всем этим, внизу – ехать и осознавать, что как ни распоряжайся отмеренным, а за неизвестным заранее очередным поворотом тебя всё равно дожидается сам дьявол…
С виду это одностороннее шоссе, протянувшееся от уже давно позабытого за ненадобностью заката и аж до никогда так и не наступящего рассвета, функционировало нормально. Проносились, бибикали и потешно бодались машинки. Стоило только одной чуть вырваться вперёд, как остальные живо бросались в погоню – и не успокаивались до тех пор, пока на диво дружно не спихивали нахалку в кювет. Хрипло матюгались осипшие регулировщики, горстями щедро раскидывали доставаемые из шкатулки Пандоры случайности – и тогда некоторые подопечные послушно перестраивались в другой ряд. Хотя, стоило признать, чаще всего в левый, более скоростной.
Однако, не от того бездонный правый глаз летуна постепенно наливался багровым пламенем. Зоркий и за тысячелетия привыкший замечать малейший непорядок взгляд всё отчётливее замечал в кажущемся беспорядке мельтешения некую неправильность. С виду всё шло своим чередом, но всё же, что-то проистекало не так.
Знать бы ещё, откуда, куда и зачем проистекало… из бездонной черноты сверху на блок-пост спикировала тень, и свет здешних путеводных звёзд не отразился от неё. Ни вера, ни надежда, ни даже пресловутая морковь не нашли здесь сочувственного отблеска.