— Что будет с Карой, когда найдёте тёмную?
Константин пожал плечами.
— Оставлю там. Твоя ненаглядная не может самостоятельно ходить меж мирами, а что не Фламия — то не моя компетенция.
— Даёте слово?
«Да» выпорхнуло из его уст так легко, что верилось с трудом.
Совершенно сбитый с толку, Николас не мог бороться с нами обоими, да и с одним Кольдтом, откровенно говоря, тоже. Он неуверенно кивнул.
— Могу я попрощаться с Сэм?
Очередной свиток лишился интереса альтеора.
— Хм… собственно, почему нет. Если хочешь, можешь остаться до утра. У нас найдётся свободный угол.
«Угол». Очень смешно. Да тут комнат больше, чем в моей многоэтажке. Я обрадовалась, что разлучаться придётся не прямо сейчас, но Николас всё-таки решил проявить гордость.
— Не стоит, благодарю. Я переночую в Пирополе.
Ну и как мне его отговорить? Нет, я не стала вновь оспаривать его мнение в присутствии высокопоставленного истукана. Перед уходом он отдал мне ранец с дневником и хрустальной шкатулкой. Мне хотелось плакать, но:
— Расскажешь сказку?
Поскольку руки у меня были заняты, Сэм прижалась всем телом к моему боку.
Кристина наблюдала с полотна за тем, как её внучка гонит меня наверх, расхваливая, словно матёрый купец, свои игрушки. И хотя мои глаза то и дело обращались к небу, а из груди рвался усталый вздох, в глубине души я была рада, что живость девочки отвлекает меня от тоски по Нику и неловкости от пребывания в чужом доме. И чьём?..
В детской прибиралась пухлая брюнетка лет тридцати. Видимо, после долгой разлуки Сэм пожелала уделить внимание всем своим богатствам. Заметив нас, женщина распрямилась, оправила фартук. Улыбка обозначила ямочки на её щеках.
— Добрый вечер, госпожа! — она слегка поклонилась, прижав ладонь к груди. — Я Пенни. Няня.
— Очень приятно, Пенни, я… друг Саманты. Можешь звать меня Карой. Не надо «госпожи». Мне так лучше, привычнее.
— Как можно, госпожа Кара, да ведь же…
Договорить она не успела. В дверях появился отец подопечной.
— Приветствую вас, альтеор!
Ладонь у сердца. Поклон.
— Добрый вечер, Пенни. Ты, должно быть, утомилась.
Женщина замотала головой, но в данный момент её мнение мало интересовало Константина.
— Позови, пожалуйста, Мануэля. Скажи ему… — он отчего-то запнулся: — Скажи, пусть принесёт лекарство, а сама иди отдыхай. Мы с этой, хм, леди сами уложим Сэм.
Он присел на корточки возле вигвама в центре розовой вселенной. На тканевых стенах среди световых полумесяцев и звёзд тень Саманты руководила тенями двух кукол. Константин откинул занавеску, прикрывающую вход, заглянул внутрь.
— Сэм, — позвал он.
— А?
— Пожалуйста, выйди.
— Папа, — сказала та вкрадчиво, как секрет, — лезь ко мне. Будешь за Адель.
Тень руки продемонстрировала тень одной из кукол. Я бы посмеялась, да не покидало тягостное чувство, будто что-то надвигается, а что — не понятно, и нельзя предотвратить.
— Сэм, выйди, — в голосе Кольдта появились жёсткие нотки.
Я не знала, куда себя деть от нарастающего беспокойства. Что могло растревожить всемогущего архимага? Стал бы он переживать из-за какой-нибудь ерунды?
Силуэт бережно уложил Адель и другую на подушечку, заботливо прикрыл обеих одеяльцем, на четвереньках двинулся к выходу и рассеялся, когда ребёнок вылез из шалаша.
Сэм посмотрела на отца, на меня и на вошедшего только что управляющего. На тонкую фарфоровую чашечку в его руках. На тонкую. Фарфоровую. Чашечку. В руках. Глаза девочки расширились, забегали. К отцу, к Мэнни, ко мне, и ещё круг, и ещё, пока не остановились на Кольдте.
— Папа, я не хочу.
Он протянул руку, чтобы дотронуться до её щеки, но она отстранилась.
— Сэмми, лекарство нужно, если хочешь жить в этом доме с Мануэлем, Пенни, видеться с дедушкой и дядей, быть рядом со мной. Ну вспомни же, мы об этом говорили, так? Так?
— Папа, я очень скучала по вам. Правда. Но мне было так легко… быть собой, — она закрыла лицо ладонями, из-за чего голос зазвучал глухо: — Я плохая, да?
Я должна была оставаться в стороне, но не могла. Я шагнула к ним, опустилась перед девочкой на колени и прижала её к себе вместе с этими ладошками, мокрыми насквозь. Под руками тряслось, на ключицу капало, а где-то в недрах наших объятий ещё и хлюпало.
— Помнишь, в Эджервилле я рассказывала о гадком утёнке?
— Угу.
— Все клевали его, потому что никогда раньше не видели маленьких лебедей и не понимали, что птенец прекрасен. То же и с тобой. Ты замечательная, просто люди не доверяют непривычному.