Она отстранилась и посмотрела исподлобья. Слёзы прекратили бег. На щеках остались солёные дорожки. Губы ещё дрожали, так, на всякий случай.
— Да?..
— Да. Ты когда-нибудь видела вблизи снежинку? Слышала, что каждая из них уникальна, и двух одинаковых нет? Ты такая же особенная и красивая. Но, знаешь, жители Фламии не любят снег. Они боятся холода. Очень. Вот почему взрослые просят тебя скрывать суть. Остальные пока не готовы её принять. Но когда-нибудь ты, как тот утёнок, расправишь крылья и полетишь над «птичьим двором» всем на зависть.
Сэм стёрла остатки влаги с ресниц, разгладила каждый бантик на новом платье, посмотрела на отца и, заручившись его улыбкой, вытянула руку вперёд.
— Господин Скотт, будьте добры моё лекарство, — с достоинством произнесла она.
На чашке были птички, и они разлетелись, когда та выпала из ослабевших пальцев. Кольдт подхватил дочь и перенёс на кровать. Глаза малышки остекленели, язык еле ворочался. Мне пришлось припасть ухом к её рту, чтобы разобрать просьбу:
— Расскажи сказку.
— Какую, милая?
— Про спящую красавицу, — успела вымолвить она, прежде чем… уснула.
Глава 15. Ночной разговор
Долго ли, коротко ли…
…сжимала ладонь Сэм, так и стоя подле неё на коленях. Вздрогнула, точно это я спала, а теперь очнулась и заметила, что в моё личное пространство вторгся мужчина.
Спиной Константин привалился к креслу, стоявшему неподалёку от кровати. Левую ногу вытянул, отчего носок его сапога почти касался моей пятки. А на правую, согнутую в колене, положил руку, вальяжно свесив кисть с красивыми длинными пальцами. Он не двигался, только вздымалась размеренно грудь, и я подивилась способности беспечно дремать в присутствии посторонних.
Словно почувствовав мой взгляд, Константин разомкнул веки. Случайные союзники у постели больного дитя, мы сверлили друг друга глазами так, как будто собирались прочесть мысли. Я думала, что слишком вымотана для робости, но, несмотря на утомление, внутри росла потребность отвести взор, встать, выйти за порог этой комнаты и этого дома, добраться до Пирополя и отыскать Николаса в одной из гостиниц, чтобы вместе с ним вернуться в Эджервилль и никогда сюда не возвращаться.
— Господин…
Ах, милый Мэнни, он не покинул нас! Кольдт забыл про меня, я — про него, и оба мы не замечали, что верный слуга терпеливо ждал у двери.
— …Не сочтите за дерзость. Я распорядился накрыть поздний ужин для вас и леди Кары. Леди с дороги, должно быть, голодна, да и вы…
— Хорошо, — перебили его на интересном.
— Я посижу с юной госпожой. Она теперь долго проспит.
Кольдт поднялся с пола, подошёл к управляющему и похлопал того по плечу.
— Спасибо, друг.
В дверях он обернулся. Был же маленький нюанс.
— Прошу следовать за мной. Леди.
По дороге в столовую меня подмывало уточнить, обязательно ли быть таким саркастичным уродом. Недаром, годами находясь в подчинении у Константина, Бальтазар сделался тревожным, как белка из «Ледникового периода». * Я даже прониклась к нему. Однако мне дорога была жизнь, и потому ничего подобного вслух я не сказала. Лишь поинтересовалась негромко, чтобы ненароком никого не разбудить:
— А что, это необходимо?
— Ужинать? — он изобразил удивление.
— Да нет же, я про…
— Тогда идём.
Я слишком устала для церемоний и неожиданно даже для себя потребовала:
— Выслушай меня.
Он развернулся ко мне в лестничном пролёте точно под портретом матери, и мой взгляд заметался вверх-вниз, играя в «Найди десять отличий».
— Пожалуйста.
— Ой, прости. Выслушай меня, пожалуйста.
— У тебя ужасный акцент, ты в курсе?
— Что? Мне говорили, что я почти…
— Обманули. Ты даже не близко. И я имел в виду, что готов слушать, а не то, что ты должна сказать волшебное слово.
Предложи кто это мне, я подписалась бы под оскорблением, которое нанесла ему в зверинце и на кладбище, дважды.
— Я лишь хотела знать, обязательно ли Сэм пить эту гадость? Неужели нет иных способов скрыть её суть? С нами она не применяла магию. Запомнила, что это важно.
Константин молчал с полминуты, должно быть, определяя, стоит ли расходовать время и силы на объяснения, или же просто велеть мне заткнуться, как тогда, у склепа. Надо отдать ему должное, он выбрал не самый лёгкий путь.
— Прятать свою природу сложно. В приграничье, где, как я понимаю, вы жили всё это время, наткнуться на фригонца ещё куда ни шло, в Пирополе и тем паче королевских чертогах — исключено. Это не было бы столь критично, если бы фламийцы могли иметь синие радужки, но подумай и ответь честно: много ты видела местных с таким цветом глаз?