— Да нет… — отвечал он с явной неохотой. — Я прибыл инкогнито и не собирался вступать в бой. Антуан пригрозил, что, если вмешаюсь, никогда не увижу Сэм. Я и не хотел участвовать, но может ли альтеор спокойно наблюдать, как гибнет цвет Фламии — маги, многих из которых тренировал он сам?
— Получается, — мои глаза расширились от удивления, — ты готов пожертвовать дочерью ради жизней своих солдат?
— Скажи мне, Кара, — кажется, он впервые назвал меня по имени. — Что важнее: личная привязанность или долг?
— Для меня — привязанность… любовь, конечно же.
— Для тебя — допустим, — он кивнул, — а для командующего армией, сына главы государства?
— Что же он, не человек? — сказала я невпопад.
— Хорошо, упростим задачу. Что выберешь — одну маленькую, пусть и бесконечно любимую, девочку или сотню парней, которые тебе верят?
Нет, так ни разу не проще. От охватившей меня дрожи не спасала ни тёплая накидка, ни ускоренный шаг.
— Не волнуйся, — смягчился Константин, — я не стал бы раскрывать себя, полагая, что фригонцы в самом деле причинят ей вред.
— И что бы удержало их от этого, — не поняла я, — только то, что она полукровка?
— Не это, — его голос сделался странным, в нём чувствовалась скрытая горечь, пару раз он резко втягивал воздух, собираясь что-то сообщить, но умолкал. Спустя несколько секунд всё же произнёс: — Антуан не стал бы вредить внучке.
Я резко сбавила ход. Мозг, пытаясь осознать смысл последней фразы, призвал на помощь все ресурсы организма, и мне стало трудно переставлять ноги. В голове роились мысли, рождались поколения вопросов, а сказать было нечего, да и что скажешь в момент подобной откровенности? Потому-то всё вокруг, включая меня, и безмолвствовало, словно приглашая Константина продолжить рассказ.
— Шесть лет назад я проверял гарнизон в тех краях, откуда родом твой друг Шелли. Миссия почти завершилась, и напоследок мы решили проехаться вдоль Юнайского леса, удостовериться, что всё тихо. Я неплохо различаю отголоски чужой силы и фригонцев учуял бы сразу. И вот, уже на подъезде к Эджервиллю, привязанному, как ты знаешь, к Пирополю широкой лентой торгового тракта, уловил, так мне показалось, какое-то присутствие. Женская фигура буквально вывалилась из плотных рядов деревьев под ноги моего жеребца. Платье у неё было изорвано колючими ветками. Те же цепкие лапы оставили алые росчерки на белых руках, которые она выставила перед собой в попытке заслониться от передних копыт поднявшегося на дыбы животного. От этого движения, а ещё, наверное, страха и усталости, девушка потеряла равновесие и упала, и, когда я, осадив коня, подбежал к ней, была уже без сознания. В отличие от коварного пламени, лёд прямолинеен — он наделяет своих носителей специфической внешностью, благодаря чему их легче обнаружить и убить. Беглый осмотр не выявил признаков враждебной магии, да и внутреннее чутьё не определяло никакого потенциала. Это было довольно странно, учитывая её богатый, хоть и безнадежно испорченный наряд и чувство, предвосхитившее появление. На постоялом дворе в той самой деревне, где недавно по иронии судьбы побывала Сэм, девушку привели в чувство. Помню, я спросил тогда довольно резко:
— Что ты делаешь на фламийской земле?
Она тяжело сглотнула. Ей пришлось приложить усилия, чтобы заговорить, и первым, что я услышал из её уст, было:
— Могу ли попросить стакан воды?
Я замер. Мне уже не воскресить в памяти звук её голоса, но я всё ещё помню впечатление, которое он произвёл. Тихий, спокойный, как течение величественной реки, и в то же время твёрдый, как лежащий на берегу той реки камень. Я зачерпнул воды из бочонка в углу клетушки. Сунув кружку в протянутые руки, продолжил допрос:
— Речь правильная, наряд изысканный, но нет наследственной магии. Как так?
Фригонка жадно напилась из глиняной посудины, утёрла рот тыльной стороной ладони и, не решившись побеспокоить меня возвратом тары, так и крутила ту в руках.
— Мой отец — человек благородного происхождения, однако не великого богатства и предприимчивости. Вконец обнищав, он распродал то, что у него было во Фростфорте, и переехал в деревню, где женился на простой девушке, дочери учителя. Потом появилась я. Как вы можете видеть, милорд, я совершенно обычная и тоже учу детей тому, что умею — грамоте, счёту, живописи.
Я видел. Серые глаза, без жуткого индиго, и растрёпанную пепельную косу. Вроде бы, ничего подозрительного, и всё же…
— И всё же повторюсь. Что ты забыла во Фламии?
Она побледнела. То есть не так. Лицо девушки стало белее, чем было, отчего ещё выразительнее стали и без того большие глаза.