— Посмотри на меня, — попросила она.
Я не хотел, но сумел справиться с яростью и уставился прямо в синюю бездну, куда летела моя жизнь.
— Ты специально, — сказал я и поразился, какой чужой, непослушный был у меня голос. — Ты сделала это нарочно, чтобы я не смог отослать тебя… из-за ребёнка.
Мне хотелось снова отвернуться или хотя бы закрыть лицо руками, но я не позволил себе этой слабости.
— Да, — уверенно сказала она.
Я кивнул, мол, так я и знал, так мне, дураку, и надо. А потом услышал тихий плач. Я ещё не видел её такой жалкой и маленькой. Она не плакала, когда угодила в руки врага — мои руки, ни слезинки не проронила от страха или боли. А теперь вот глотала слёзы, даже не пытаясь их сдерживать. И я понял, что это неправда. Что она подтвердила мои злые слова про то, что все её действия были спланированы, из гордости. Но осознание этой простой истины не удержало меня от того, чтобы покинуть эту комнату и не переступать её порог больше никогда. Твёрдости мне придала отповедь отца, за время которой он столько раз прокричал слово «предатель», что я не смог сосчитать. Со временем он, конечно, простил, но тогда я даже на него не сердился. Ведь мы узнали, кто на самом деле скрывался под личиной Рене. Верене Гланц — единственная дочь Антуана. Выяснился сей, мягко говоря, досадный факт довольно просто. Дом вечного льда отчаялся найти пропажу собственными силами и сделал объявление. То, что она говорила про нежеланный брак, кстати, оказалось правдой. Казна Фростфорта опустела из-за затянувшейся войны, и Антуан не придумал ничего лучше, чем продать дочь за алмазные копи одного из своих подданных. Его люди прочесали Фригон вдоль и поперёк, затем той же участи подвергся Юнайский лес, потом искали и во Фламии (тайно, конечно), вот только не там, где следовало. А надо было на самом виду. Достаточно было глянуть на верхушку местной пищевой цепочки, на рыбку покрупнее. Никто из них, как, по правде, и никто из нас, вообразить не смел, что девица Гланц могла быть у меня, и не в застенках где-нибудь, а просто у меня. Дома. Я написал во Фростфорт письмо, в котором без лишних подробностей изложил суть дела. Антуан прислал официальное обращение о немедленной выдаче наследницы их Дома. В обмен он предлагал ряд территориальных уступок. Я ответил, что с превеликим удовольствием отправлю восвояси его ребёнка, как только получу своего. Он прислал письмо с проклятьями. К концу послания, когда вся сила его ненависти вылилась на бумагу виртуозными оскорблениями, он пришёл к тому же выводу, что и мы. «Забирай себе фламийского ублюдка. После — вороти дуру. Никто не должен знать», — так писал давний враг, и отец всё повторял, что не думал, что доживёт до этого чёрного дня, а ещё, что я проклят и повторяю его судьбу. Не знаю, у кого Верене заказала настолько убойное зелье блокировки магии, что даже я не почувствовал эхо её силы при встрече, а она была невероятно сильна, ведь Сэм должна была стать магом воздуха или воды, но спящий в крови Верене лёд полностью перекрыл моё пламя. Отрава, впрочем, как и беременность, истощила организм принцессы, и роды она не пережила. Я обещал Антуану дочь, а вернул только её тело. Он, конечно, винит в случившемся меня, и я с ним в общем-то согласен. Вот что бывает, когда теряешь голову.
— Иной раз неприятно сталкиваться с последствиями сделанного выбора, — ответила я, тщетно пытаясь удержать влагу в глазах, но уже видела росу, дрожащую на кончиках ресниц: — Но порой терять голову просто необходимо, чтобы случилось чудо.
Константин проследил за моей рукой, взгляд его упёрся в Сэм и по той же траектории вернулся обратно.
— Красиво, — тихо сказал он, глядя на меня.
— Кто? — сглупила я.
— Что. Твои слова. Как ни парадоксально, годы в качестве отца-одиночки привели меня к такому же выводу.