— Исдар! Исса саарман! — поздоровался Константин.
— Сурад Кольдт! Исса саарман! Добрый день! Очень рад!
Исдар отнял руку от лица и крепко пожал протянутую кисть. Наконец я смогла хорошенько его рассмотреть. Навскидку ему было лет шестьдесят. Возраст выдавали глубокие морщины поперёк лба, широкие седые пряди в смоляной бороде и хитринка в угольно-чёрных глазах. Голову мужчины покрывала куфия, закреплённая двумя обручами из серебристых нитей, что, вероятно, указывало на высокий статус. Из-за жизни в пустыне его кожа была гораздо темнее моей, и на её фоне белки глаз и зубы казались жемчужными. Это было даже красиво. Да, пожалуй, мальдезерец был красив какой-то хищной красотой. Я помотала головой, возвращаясь в реальность, и прислушалась к беседе мужчин.
— …Догадался, что ушли дальше, — Исдар махнул в сторону скал. — С первым лучом Ока они снялись с места, а мы остались и ждали.
Константин удовлетворённо кивнул.
— Ты всё понял верно. Теперь к делу. О чём договаривались — всё здесь.
Кочевник выкрикнул какое-то слово, «серые» разом бросили свои занятия и направились к мешкам с артефактами. Прошло несколько минут, в течение которых Константин с Исдаром сверлили друг друга взглядами. Один из сопровождающих что-то сказал, судя по тону, одобрительное, и на лице мальдезерца расцвела широкая улыбка.
— С запасом, — он одобрительно прищёлкнул языком, — вот спасибо! Никхан!
Я выдохнула. Всё это время, пока свита Исдара подсчитывала «валюту», я молилась, чтобы они не заметили или не придали значения тому, что мы потратили один артефакт на обогрев пещеры, а оказалось, что Константин как всегда всё предусмотрел.
Исдар выставил руку в сторону, и один из его друзей, тот самый, что сообщил о количестве артефактов, вложил в его ладонь небольшую амфору. Та казалась покрытой чёрной глазурью, но, когда Константин ухватил её пальцами, по стенке пополз пузырёк воздуха. Стало ясно, что сосуд прозрачный, а внутри него — чистая тьма. В крошечные загнутые ручки был продет кожаный шнурок. Кольдт просунул в него голову и спрятал грифонью кровь на груди.
— Пробовать не будете? — поднял брови Исдар.
— Нет, я тебе верю.
— Никхан, — мальдезерец слегка поклонился.
Он говорил долго. Сокрушался, что племя лишило удовольствия побеседовать, сидя у костра до рассвета. Объяснял, что при добыче товара ни один ценный зверь не пострадал и что они не убивают «великих», лишь подсовывают накачанную сонным зельем дичь, а затем, когда полуорёл-полулев засыпает, забираются в пещеры, находят в шкурах наиболее уязвимые места, делают надрез и…
Во время рассказа о заборе крови у крылатой твари Исдар то и дело посматривал на меня. Хотя капюшон постоянно находился на голове, а последнюю я старалась иной раз не поднимать, чёрт оказался глазастым.
— Простите, сурад, — мальдезерец заискивающе улыбнулся. — Ваша спутница… Она немного похожа на мою дочь, только уштаг баядан. Как это в Лусеате? — он пощёлкал пальцами, вспоминая. — А! Вот! Более тонкая.
Константин молчал, и кочевник продолжил:
— Разрешите задать ей вопрос?
Кольдт окинул мальдезерца недобрым взглядом, но всё же разлепил губы:
— Во Фламии рабовладения нет. Моя спутница может ответить, если захочет.
— Суради, — обратился мужчина ко мне, — позвольте узнать, не течёт ли в ваших жилах кровь детей пустыни?
— Всё может быть, сурад Исдар, я сирота.
— Суради не имеет родителей, — уточнил он, — а мужа?
Я хотела ответить: «Уже нет». Однако вовремя спохватилась и просто помотала головой. Почему-то это привело собеседника в восторг. На его лице вновь засияла улыбка. И, быть может, от волнения он вдруг заговорил о себе в третьем лице, добавляя в речь всё больше родных слов.
— В нашей общине новый аяз, молодой и не связанный таинством завьи. Если Исдар приведёт такую варадэ, правитель наверняка сделает вас аязи, а Исдара — советником! Разве не здорово? Вы получите больше чем мужа и дом. Вы станете во главе нашей большой семьи, к вашим ногам сложат богатства!
Я не смотрела на Кольдта, но словно почувствовала исходящую от него волну злости.
— Никхан, сурад, — поспешно ответила я, — но у меня только одно желание — вернуться домой.