Почему я раньше не замечала, как хороша ночная Москва? Почему не приезжала в центр, не бродила по площадям, не заходила в театры, музеи? Учёба, работа, дом — три кита, на которых стояла моя жизнь. Всё рухнуло, и кроме обломков мне ничего не осталось. Даже тот, кто шагал рядом, грея руки в карманах куртки с пушистым воротником, был от меня далёк. Иногда задевали друг друга рукавами — шуршала болоньевая ткань. И всё же нас разделяла пропасть. Я желала и столь же отчаянно страшилась её сократить.
— О чём ты думаешь? — я придвинулась ближе, чтобы голос не унесла метель.
— Заставляю себя поверить, что ступаю по другой планете. А ты?
— О еде.
Константин улыбнулся.
— Как прозаично! В Пирополе отвел бы тебя в «Опалённый гусь», но здесь вся надежда на твои познания.
— Я разбираюсь в местных ресторанах не лучше твоего, — вздохнула я.
— Почему? — удивился он.
— Училась, работала, редко куда-то выбиралась. Но знаешь, скоро большой праздник. Люди по всему миру будут провожать старый год и приветствовать новый. Обычно в новогоднюю ночь загадывают желания. Теперь я знаю, что попрошу.
— И что же?
— Чаще бывать в центре города в приятной компании. А ты бы что выбрал?
— Так сразу не скажешь, — растерялся он, помолчал немного, глядя куда-то вдаль, а потом предположил: — Может, счастье для Сэм?..
— А для себя? Чего хочет Константин Кольдт?
— Есть! — выкрутился он. — Веди к пище, женщина! Или ты добиваешься моей смерти, и чтобы труп занесло снегом на радость фригонцам?
Покачала головой. К этому я точно не стремилась.
Мы прогулялись по абсолютно белому Александровскому саду, завернули на Красную площадь. Я старалась показать иноземцу достопримечательности, вкратце рассказать то, что знала сама. Перед ГУМом, похожим на расписной пряник, пестрела шатрами рождественская ярмарка. Разрумянившиеся мужчины, женщины, дети коньками резали лёд. Из колонок над катком лилась музыка прошлых лет, перекрываемая гомоном толпы, взрывами смеха, топотом тысяч ног.
За главным универмагом — Никольская улица. Шумная туристическими массами, богатая украшениями, контрастная уличными артистами у дорогих витрин. Даже двигаясь по краю, нам приходилось буквально продираться сквозь лес людей.
Вскоре мы вышли на просторную Лубянку. С облегчением набрав полные лёгкие морозного воздуха, я зашагала к переходу. Подземный тоннель вывел на противоположную сторону площади. Мы взяли налево, предпочтя Мясницкой улице Кузнецкий мост. Здесь гуляло меньше народу, чем на Никольской, и всё же ни в одном заведении общепита не было свободных мест.
Я замерла у какой-то вывески и уже открыла рот, чтобы сообщить Константину, что мы едем домой варить пельмени, как сквозь стекло заметила, что какие-то дамочки сгребают со столика телефоны, поправляют волосы, накидывают на плечи пальто. Не обращая внимания на вопросы Кольдта, я ворвалась в ресторан и, чуть не сбив официанта и двух подруг с ног, швырнула шарф на едва освободившееся место.
— Простите, — пискнула я, наблюдая, как на лицах обеих женщин проступают признаки возмущения.
И мне наверняка не удалось бы избежать конфликта, если бы в тот момент, когда одна скривилась, будто надкусила незрелое яблоко, а другая разомкнула густо обведённые помадой губы, у столика не возник Константин.
Он уже успел снять куртку-аляску — та висела на сгибе его локтя. Болотный джемпер подчёркивал цвет глаз, выгодно оттенял медь волос, и главное, не скрывал достоинств фигуры. За время прогулки идеальные джинсы не перестали быть таковыми, а горчичные тимберленды доводили нарочито небрежный образ до совершенства.
Я испытывала одновременно гордость и досаду. Первое — потому что сумела на глазок подобрать Кольдту правильные вещи, а второе — из-за того, как менялось поведение женщин рядом с ним. На Амираби мы не бывали в обществе, и слава богу! Здесь представительницы слабого пола демонстрировали две реакции на моего спутника: или поспешно отводили глаза, или, ничуть не смущаясь моим присутствием, смотрели в упор. Я не имела права на ревность, но она поселилась в сердце со дня визита Клементины в Рощу, и я привыкла к этому чувству, как привыкает жить с ноющей болью избегающий стоматолога человек.
— Ничего, — елейным голосом пропела та, что с помадой, — мы как раз собирались уходить. Ну и ажиотаж сегодня, верно?
Константин улыбнулся и протиснулся к свободному стулу.
— Да, спасибо! — ответила я за него.