На холодном полу лежала одежда и медальон. Я поддела цепочку пальцем, застыла на мгновение, изучая реликвию, а затем надела на шею. Сгребла вещи в охапку, спустилась к мусоропроводу и положила всё в железный ящик. Ключи валялись у входной двери — их уронил Константин.
В квартире было тихо и по-прежнему солнечно, словно в насмешку. На столе — недопитый кофе, на спинке стула — мокрое полотенце, в спальне — развороченная постель.
В гостиной я набрела на его пальто. Полы упали на ковёр, как шлейф, когда я завернулась в плотную чёрную ткань. Как была, завалилась на диван и уткнулась носом в подушку, хранящую запах смятых стеблей. Не верилось, что ещё утром я была здесь так счастлива. До того, как сделала единственно возможный, но такой жестокий по отношению к нам обоим выбор.
Глава 25. Жизнь в розовом цвете
В город пришла весна. После однообразия зимы глаз мало-помалу привыкал к буйству красок. Черёмуха и яблони оделись в белое, как невесты. На узких дворовых дорожках прохожих задевали веточки сирени. Каштаны украсились кремовыми пирамидками, словно рождественские деревья — игрушками. Под ногами стелился жёлтый ковёр.
А моя жизнь утратила краски. Стала похожей на негатив. Однажды Николас назвал Амираби чёрно-белым из-за контраста в магии. На самом деле, бесцветным было существование без любви. Я поняла, о чём пела Эдит Пиаф в своей знаменитой песне. * Обыденное представляется необыкновенным, когда любишь. И наоборот.
Меня не радовало ни ласковое солнышко, ни тёплые вечера, ни весенняя палитра. От запаха срезанной травы хотелось умереть. Стоило завидеть Джамиля с газонокосилкой в руках, я бежала прочь как сумасшедшая, не обращая внимания на приветственные оклики дворника.
Я сказала всем, что пострадала от амнезии в результате инцидента в высотке и что добралась автостопом до Троицка, где меня приютили добрые люди. В этом городке жила одна девушка из детдома. Мы неплохо общались в юности, можно считать, дружили, и она согласилась при необходимости подтвердить мои слова.
Ей никто так и не позвонил. Всем было плевать. Только Тамара, уверовав, что Константин меня бросил, появлялась на пороге то с ведёрком мороженого, то с бутылкой вина. Я мысленно просила прощения у Кольдта за то, какими эпитетами его награждала соседка, и очень надеялась, что у магов пламени уши не горят.
Рабочие контакты возобновлять не стала, по учёбе взяла академ. Я почти не тратила то, что получала в нотариальной конторе, так что могла какое-то время жить на эти накопления. К страховке по случаю гибели супруга даже не прикасалась. А в кармане пальто Константина нашла рубиновое кольцо.
В тот день, когда он исчез в портале, я накинула на плечи его вещь, опустила руку в карман и нащупала металлический ободок. Упрямец и гордец не желал быть обязанным, он оставил украшение, предполагая, что что-то может пойти не так. Только вот я ни за что не смогла бы его продать. Вместо этого, повесила на цепочку рядом с медальоном принцессы. Решила, что, когда деньги закончатся, займусь переводами как фрилансер. А пока не делала ничего. Иногда гуляла с Томиными детьми да ездила бродить в центре, как обещала себе на Новый год.
Когда-то я считала Константина чудовищем. Настоящим монстром оказалась я. Чтобы спасти любимого, убила родную сестру и, если бы время повернулось вспять, поступила бы так же.
Мне не давали покоя её слова о том, что я избавилась от Паши. Помнится, Ник упоминал, что тёмные проклинали врагов. А что одна из них крикнула мужу перед тем, как тот погиб? «Лучше бы тебя не было в моей жизни!» И его не стало. Оставалось лишь гадать, была ли смерть роковым стечением обстоятельств, или моя сила той ночью толкнула его на шоссе.
Развивать способности, пользоваться ими для достижения целей, ради власти, во имя мести было путём Ассандры, не моим. Я не могла поверить, что колебалась, когда Константин предложил быть вместе. Сейчас я бы шагнула и к дьяволу в пасть, лишь бы чувствовать его рядом, видеть, прикасаться. Однако я знала, что поступила верно. Нельзя было держать его при себе, обрекая Сэм на жизнь без отца. Уж я-то понимала, каково это — быть сиротой, и не желала этого никому, в особенности своей племяннице, ведь Антуан Гланц был моим дядей, а Верене — двоюродной сестрой.