- То, что ты с Анной и с Борисом сотворил - вот за что убивают! - разъярилась, вопреки натуре, Криста.
- Анна - давно не девочка, человек свободный, незамужний, современный. Мало ли краль в её возрасте рожает для себя, для души? Не вижу проблем. Нормальная практика. И потом, это наши разборки. В нашу постель не лезь. Ты туда не вписываешься.
- В душу твою чёрную влезла бы, вывернула наизнанку, в кислоте и щёлочи выполоскала бы... И бальзамом молитвы припорошила! Анна и Борис что собственные дети мне стали!
- Побереги нервы, прелестница. На себя посмотри - походя совращаешь, не хуже меня. Кстати, я и сам собирался мотнуть в новые края.
- Что ж так резво? Струсил? Ах, да, срок вышел для раздумий, а связывать себя ребёнком не хочется. Стыдно отцу и матери в глаза глядеть. Дочь опозорил. Сына обесславил, наследника. Славного мальчика.
- В падении Бориса я не виновен, повторю ещё раз. Меня при всех обыскивали - ни травок, ни чего другого. Мне самому жаль пацана - прыткий, восприимчивый, фантазёр. Мы с ним вроде как дружили. Ему со мной нравилось - усвоила? Стал бы моим спутником и учеником, мне, может, тоже последователь нужен. Какой резон губить зря? Просто случайность. Несчастный случай. Статистика. Красиво жить не запретишь. Поняла?
- Так что же ты допустил?
- Так и твои усилия даром пропали, Фотиния. Что же Отец не поддержал твоих подопечных, а?
- Значит, такое испытание выпало на долю Хоумлинков, - угрюмо заметила Криста, но в её голосе не было уверенности.
- Ну, как же, держи карман, испытание Божье! Не испытание, а проверка на рабскую сущность. Значит, не любовь движет им, а холодное любопытство пополам с равнодушием. Подумаешь - ребёнка отнять. Человек - животное, новых наплодит. И душа ему по барабану - всего лишь питательная субстанция. Поиздевался - а сам гнездится на топе Олимпа, изображая из себя идола с постной рожей и скорбно поджатыми губами, чтоб подопечные стыдились. Что не так, сестрица?
«А ведь Господь вберёт равно и меня, и его в свои объятия...» - с содроганием подумала Криста. Она устало подняла глаза на Дэница. Тот скалился и горел ненавистью, и сил у него, кажется, прибавилось. Он словно бы стал ещё выше ростом, мышцы забугрились, глаза забурлили красноватыми огоньками, словно отблески ада в них клубились. Только что такое огненный ад в сравнении с бытиём человеческим? Всего лишь отражение страстей: войн, преступлений, грязных игр, грехов убийственных. Кто в них взрос, тому в ад спускаться не так уж и страшно, всё знакомо. Напротив, есть шанс стать ещё круче. А вот людей чистых и добрых жаль. Им незачем страдать, их души к небу ближе. А потому не так интересны. Для функционеров Отца один раскаявшийся ценнее десятка невинных. «А что, если...» - Криста похолодела от догадки. - «Дэниц для того и крутится поблизости, чтобы устраивать испытания мне, мне самой?»
...Криста устала. Неужели Отец не видит, как она устала за эти столетия?
- Испытание, - повторила она вслух свой домысел. - С твоей помощью...
- А это уже ваши проблемы - я давно сам по себе. Что ты там со своим «Небесным Отцом» постановила, испытание соблазнами устроить, так я в это не встреваю, начальник.
- Не паясничай, Дэниц, и без того тошно.
- Боишься сама признать мою правоту, верно?
- Ничего я не боюсь. И тем более, тебя. Ты умеешь передёргивать так, что твоя карта всегда сверху. Но это здесь, внизу. Сам знаешь. Мне за семью обидно.
- Издержки производства! - отмахнулся Дэниц. - Причина моего бегства куда прозаичней, ангелица. Просто платить нечем будет. Со мной теперь никто не станет играть - хоть я применю всё своё «нечеловеческое обаяние», - криво ухмыляясь, пояснил Дэниц снисходительно. - А жить на дармовщинку совестно - твоё проклятое наследие. Пора попутешествовать. Посещу прочие области, или поищу новую точку отсчёта.
- Значит, бежишь. Накуролесил - и бежишь.
- Да что ты, - зло усмехнулся Дэниц. - Я как-то прикипел душой к этому милому болотцу. Не успею оглянуться - как назад потянет, точно в дом родимый, к семье. Кстати, и тебе поспешить советую. Даже предлагаю по привычке компанию составить.
- Я уже думала об этом. То есть, не о бегстве, а временном перемещении. Ты как угодно, а я остаюсь. Исправлять твои огрехи. «И доказывать свою состоятельность», - добавила она про себя.
- Как угодно, благодушная. Благодушествуй и далее. И свои огрехи исправить не забудь. Чао, лебёдка белая!
Криста в отчаянии сжала руки: нельзя Дэница одного отпускать, если уж удержать нельзя.
- Погоди хотя бы ещё день. На следующем рассвете вместе уйдём.
- Обещаешь?
- Обещаю, - опустила голову Криста.
- Ясно. Со своими двумя любовями расстаться не можешь, любвеобильная ты моя, - хмыкнул Дэниц. - Хреново бабой быть. Давно об этом мыслил. Даже если бы ты мужиком пришла, мало что изменилось бы - бабой бы остался.