- Бог с тобой, - сказала Криста, изумлённая его напором и страстью. - Эмилия что сестра мне. Родная и даже ближе. Если и говорила я речи обольстительные - то о царствии небесном, единственно. А Борис, чистая душа, дороже своего сына стал.
- Своего сына? Да у тебя его не было, и нет. И не будет. Ты и понятия не имеешь, что значит «собственный сын»! Что значит - терять! Убирайся из моего дома! Вон, колдунья отвратная! - И Горбач осенил сначала себя, потом Кристу крестным знамением, затем, для верности, поднял вверх ломик: - Из-за тебя на дом мой проклятие обрушилось. Изыди! Именем Господа!
Он пошёл на Кристу с ломиком наперевес, от неожиданности Криста попятилась, споткнулась о стул и завалилась на кровать. И тогда на Горбача нашло новое помрачение - страсть звериная, он издал рыдающий звук, отбросил ломик и кинулся на Кристу.
Дэниц вовремя ворвался в комнату: - Потише, папаша, ручки шаловливые убери! - Он в два приёма обезвредил Горбача, вывернув ему руки: - Вот так-то, поистине, от любви до ненависти - шажок.
- Я тебе в любви никогда не клялся, сатанист! - прохрипел Горбач, пытаясь вывернуться вопреки осторожности.
- Тихонько, не повреди! - только и вскрикнула Криста, резво вскакивая и не зная, на кого обрушиться. Затем Дэниц отбросил Горбача в кресло: - Слушай, папаша, ты тут не слишком-то распоясывайся. Иначе башку расшибу. Сиди смирно. А ты, дорогуша сопливая, - обратился он к Кристе. - Кончай сю-сю развозить. За себя постоять не можешь? Если бы не я, познала бы ты всю прелесть садо-мазо. Вставай, нечего разлёживаться, слышишь - остальные любимчики ждут не дождутся, когда их приласкаем!
Они не успели уйти. Только сошли вниз - вдруг в окна полетели камни, палки. Это за палисадником собралась толпа жителей Торбанка - мужчины были вооружены железом и охотничьими ножами, женщины и подростки - камнями и бутылками. Толпа угрожающе гудела, как разбуженный улей. Было понятно - как только постояльцы выйдут на улицу, так их тут же и забьют камнями и ломами. Наверняка, у них имелись и огнестрельное оружие, и осиновые колья. Такой вот разброс.
Криста скорее ощутила, чем увидела Прокопия во главе этого славного воинства, он с ожесточением и устремлением, достойными лучшего применения, бормотал молитвы, а также лозунги-проклятия. «Одержимец!» - ощерился Дэниц, не то опасно гневаясь, не то куда опаснее усмехаясь. И был прав: помешательством несло от Прокопия.
Сзади донёсся хриплый, зловещий, полубезумный смех Косты: - Дождались? Не уйдёте, возмездие на ваши головы! Тюх-тюх-тюх! Разгорелся Кошкин нюх! Кошка выскочила, когти выпустила! Ням-ням-ням, серой мышке по зубам! Те-те-те, птичке плакать в животе!
- Что, семейке трындец? А вместе с нею и нам? - осведомился Дэниц, горя желанием то ли плюнуть на всё и уйти втихаря, прикинувшись невидимкой, то ли разнести всю халабуду, потешить кулаки.
- Надо было давно уйти отсюда, - сказала Криста, всхлипывая и гневаясь одновременно. - Они нас ненавидят - и за дело. Я не сумела спасти их на этот раз. И не сумела нейтрализовать тебя. Надо начинать сначала.
- Ты и в другой раз не сможешь меня обнулить. Я сильнее тебя, гуру задрипанная. Надо уходить задами.
- Боишься?
- Нисколько. Связываться с крезанутиками неохота. Не то подавлю их, как вшей - только «щёлк» стоять будет.
- Я не договорила, Дэниц. Давно бы ушла, но не могу обмануть их ожидания, в душу плюнуть, подобно тебе.
- О душе их печёшься? О своей подумай - как она на горящем колесе корчиться станет вслед за телом.
- Моя душа в руках Божьих. Я не брошу Хоумлинков и начну сначала. Мой долг - спасти то, что ещё осталось после разрухи. Уходи. - Криста смотрела в пол невидящими глазами, и Дэниц чувствовал, что та пытается собрать воедино свою целительную силу. Да только Дэниц сейчас много сильнее был. Благость на злобу - и ничья. «Отчего так, Отец?»
В гостиную неслышно вошла Эмилия, совершенно спокойная, но с блуждающими глазами.
- Я сейчас выйду к ним, - сказала она, и гордым движением откинула прядь волос с чистого лба. - Только прикажи, Криста моя кристальная, душа моя, сердце моё. Грудью заслоню материнской. Не посмеют они. Против меня. Я знаю - это испытание Господне, и я готова принять его. Если надо - вместе уйдём, мученицами святыми. Во Славу Божью пострадаем!
Криста сделала к ней шаг, уже собираясь протянуть руку.