Кое-как они доковыляли до своей «нечистой» резиденции на отшибе посёлка. Забрались внутрь пристройки, оттуда добрели до комнаты, оставляя кровавые следы, и там бессильно рухнули на ковёр. «Всё, приехали, теперь мы на приколе», - подумали оба. Криста оторвала рукава своей рубахи и ловко перевязала Дэницу простреленную руку. Затем Дэниц перевязал ногу Кристе. Обоим было плохо. Придётся ждать, когда плоть сама совладает с напастью.
- Что же ты не заговорила им зубы, не нажала на спусковые клапаны благородства и альтруизма? - спросил Дэниц. - Испугалась толпы? Неохота снова на крест? А ведь нам не крест светит. Сожгут, как ведьмовских отродий. Обоих.
- Кто же не испугается толпы? А тебе, верно, хреново в покалеченном человечьем теле? - ответила Криста без тени неприязни. - С непривычки.
Дэниц захохотал: - Ценю чувство юмора. Особенно в крайних ситуациях. Только не пойму, о чём ты толкуешь.
- Устала я. В сон тянет. Пока нога не отойдёт, с места не двинуться. Можешь измываться, а я тебе доверяю. Усну, пожалуй. Вокруг ни лучика. Полнолуние. Всяка вещь может обернуться своей изнанкой, - голос Кристы становился всё слабее и глуше, голова клонилась Дэницу на плечо - и вот она уже спала крепким сном, как была, сидя, а Дэниц, досадливо нахмурившись и сжав зубы, терпеливо пытался не шевелиться.
Не выдержал. Осторожно переложил голову Кристы со своего плеча на пол. Потом подумал - и принёс рваный грязный тюфяк - к ней грязь не пристанет, подложил под голову - Криста не шелохнулась. Вот ведь блин - и попользоваться, как бабой, то есть, по истинному назначению использовать - в голову не приходит. Не тянет, даже из чувства противоречия или самоутверждения. Уж больно несексуальной кажется Криста, неудобоваримой, светлячок эфемерный, но упёртый, здоровых мужских аппетитов не вызывает. Это ли не есть извращение?
Самоё время - избавиться от надоедливой проповедницы, втянувшей его в переделку. Сам Дэниц прекрасно выпутывался и из более щекотливых ситуаций - что ему стоило? Напьётся из своего источника, глаза заплюёт, чужими руками жар загребёт - да и был таков. Никто не хватится, никто вдогонку не пустится, так как и не вспомнит лица и недобрым словом не помянет. Ибо весёлую жизнь оставлял за собой Дэниц. Замечательную. Такую, которую пуще всего и любят люди. Если пить - так пить, и пить умело и со вкусом. Если женщин пробовать - так ненасытно, жадно, всё время заново. Если играть - так наотмашь, разоряясь до пупа или разоряя империи. Если ширяться - то раздвигать сознание до размеров Вселенной и достигать эмпирей. Если рваться к власти - то желать покорить весь мир. Если вожделеть разрушения - то похерить всё и вся. Если себя испытывать - то без молекулы стрёма. А иначе - зачем к чему-то стремиться?
Дэниц задумался. Как он повстречался с бродяжкой-юродивой - так и пошло вкривь и вкось. На фиг она ему тогда сдалась? Пусть ей местные мужички гайки вворачивают. Она и сама из ушлых-дошлых. Может, выкрутится, уговорит, просветлит. Ну, а сгорит - так возродится из пепла. У неё свои «источники творчества». Может, в мучениях свой кайф найдёт. Лично Дэницу стиль жизни Феникса не по нутру. Надоело витки наворачивать. А Кристе - самое оно, перетерпит.
Дэниц неслышно вышел наружу, в заросший сад, и решительно направился по дороге в посёлок. Зайдёт в пивную, мужики его не тронут - они на Кристу ополчились, и что стоит Дэницу поддакнуть им? Свою шкуру спасёт, а праведница пусть сама выбирается.
На краю ближайшей деревни, у самой околицы, кто-то стоял, перегораживая путь.
- А, это ты? - полупьяный мужчина подошёл ближе и осклабился. - Что, пивнушку ищешь? Помнишь, как славно гудели?
- Помню, друг, помню. Что, повторить хочешь? Я бы не прочь, да на мели нынче.
- На мели? Где же денежки утратил?
- Да кто его знает! - беззаботно отозвался Дэниц.
- Я знаю. Гнали твоего дружка взашей, как скотинку последнюю. А ты ему помог, да.
- И что с того?
- А то, стало быть, ты знаешь, где этот сатанист скрывается, - засипел мужчина, наклоняясь к Дэницу и дыша сиропно-сладким перегаром. - Вот и отлично, денег забомбим. Веди к нему! Знаешь, сколько за голову дадут? Тысячу, вот те крест! - Мужчина истово перекрестился, и Дэниц передёрнулся. - И прямиком к батюшке!
- Что же, батюшка санкционировал избиение? Ведь грех ему!
- Грех? Грех на содомите этом, а убивать таких - не грех, а благо. Вот так и батюшка сказал: кто, мол, поймает и голову принесёт - тому тысяча! А наши мужички решили так: распять его! И как ведьмака сжечь! Так как, поможешь? Или своих подозвать?
- Вот тебе батюшку! Вот тебе своих! - Дэниц грязно выругался и с величайшим наслаждением рубанул его свободной рукой по шее. Шея хрустнула - мужчина отлетел и бездыханный рухнул на гравий. В кустах мгновенно кто-то завизжал - и выскочили ещё два недоумка. Дэниц и тем врезал под дых, затем - под подбородок, и в простреленной руке его в мгновение ока прошло онемение. Дэниц вмиг успокоился. Сладкая истома разлилась по телу - вот и вылечился, вот и потешил кулаки. Так, тешась, и дошёл бы до самого города. Увы, растерзают псы эту бедолажку недоделанную - она же сама им подставится во Славу Божию. Да и вздремнуть ему не мешает - для дальнейшего крепчания.