— Взяли в бою, — кратко сказал Торин, не желая вдаваться в подробности.
— Я видел почти такую же у Береля, — добавил раненый.
— Значит, он там был, — уверенно сказал Торин, меряя шагами комнату.
— Но был один, — подхватил Малыш.
— И что-то взял там, — подытожил Фолко. — Знать бы только — что?
— А зачем убивать рабов? — не унимался Торин. — Ясно, чтобы никто не узнал… О чём? О его интересе к Небесному Огню знал даже Герет! Может, они что-то увидели в самой яме?
— Яма как яма… — проворчал Малыш. — Странная, конечно, яма, но вы-то там ничего особенного не заметили.
— Может, это особенное он и забрал с собой? — предположил Фолко. — И именно это видели те, кто раскапывал яму!
— Короче, не мешает опередить Олмера у следующей ямы, — заметил Торин. — Судя по карте, это не так далеко… Правда, мы не знаем дороги, но, наверное, дорваги могут помочь с проводником.
Малышу явно не хотелось лезть куда-то в дорвагские дебри; он надул губы и скривил рот.
— Ты можешь довести до конца хоть один свой план, Торин? Сколько мы тут будем плутать? И откуда ты знаешь, что он уже не опередил нас? Это ж почти его вотчина… Наверняка там уже все окрестные леса прочёсаны!
— Не думаю, — ответил Торин. — Он же ускакал к хазгам и когда ещё вернется…
— А может, все только думают, что он у хазгов, — не унимался Малыш, — а сам совсем в другом месте?
— Нам всё равно нужно пробиваться на Гряду, — сказал Торин. — Кто знает, где мы найдём тропу? Так и так придётся обшарить немало ущелий. Глядишь, нам и повезёт, и мы увидим этот след Небесного Огня до того, как там побывает Олмер. Тогда, быть может, нам и станет ясно, зачем он ему сдался!
Ни в тот день, ни в следующий они не видели ни Шаннора, ни воеводу. Из града летели куда-то спешные гонцы. На второй день к друзьям пожаловал Ратбор.
— Роды колена Этара оповещены обо всём, — хмуро сказал он. — Хочу спросить сам: что вы намерены делать?
— Что и намеревались, — пожал плечами Торин. — Идти в логовище Олмера и покончить с ним.
— Кто знает, может, это и вернее, чем слать многочисленные рати, — вздохнул воевода. — Мы просим вас взять с собой нескольких наших разведчиков. Если роды всё же поднимутся — нам понадобятся точные сведения о враге. И кроме того, человек этот, Эрлон, тоже хочет идти.
— Он же пластом лежит? — удивился Малыш.
— Он позже выйдет. Одвуконь легко догонит. Ох и зол же! Дорвётся до кого из олмеровской свиты — зубами глотку перегрызёт. И опять же — лесной человек, бывалый. Впрочем, вам решать, вообще-то он просился с нашими.
Вечером того же дня Фолко зашёл к Эрлону. Раненых стало поменьше — всё больше и больше народу вставало на ноги. Хоббит сунул руку под плащ, и его пальцы нашарили тёплую рукоять заветного клинка.
Разговор был коротким, да и прислушивался хоббит больше не к словам собеседника, а к своим собственным ощущениям. Ему удалось скользнуть по едва различимой границе меж сном и явью, его мысленному взору открылись глубины чужой памяти (Фолко делал всё это, не в состоянии объяснить, как он это делает, но — получалось!). Человек не лгал. Его помыслы были чисты.
Они выступили на следующее утро. Трое рослых, крепких дорвагских воинов в полной лесной справе ждали их у околицы. Предутренние туманы теснились в полях вокруг града, по небу после ночного дождя медленно расползались кучевые облака. Эрлон, ещё слабый, но бодрый, вышел проводить их. Встречу назначили в приметном месте у Гелийских Гор, откуда во все стороны шли удобные и скрытые тропы. С Эрлоном отправлялся четвёртый разведчик Ратбора. Перемётные сумы друзей распухли от щедро положенного новыми друзьями припаса, разведчики дорвагов хорошо знали земли до самой Опустелой Гряды, и гномы приободрились; да и у хоббита, несмотря на несколько зловещих, смутных снов последней ночью, настроение изрядно поднялось.
Они простились с Шаннором и Ратбором, в последний раз поправили перевязи с оружием и сели в седла; постояли, подняв руки в последнем прощании, и тронулись. Что-то подсказывало хоббиту, что больше он сюда не вернётся.
Дорога через дорвагские леса оказалась не из трудных. Грады попадались часто, принимали их радушно. Всюду Фолко видел, несмотря на радушие и гостеприимство, лихорадочные хлопоты, ошибиться в назначении которых он уже не мог — дорваги готовились к войне. Рылись ямы, куда ссыпалось зерно; обновлялись частоколы, кое-где возводились новые башни, углублялись рвы. Повсюду в кузнях звенели молоты — брызжа огненными искрами, в пламени горнов рождались новые мечи, брони, наконечники для копий и стрел. Кое-где свозили лес ближе к дороге, намереваясь, очевидно, в случае надобности перекрыть её завалами.