Я постаралась сделать, как он просил. Я осознала, что почти понимаю, что он имел в виду, чем сильнее он тянул за желаемое. Я чувствовала, что часть меня тоже сдерживается — часть, с которой он разговаривал, часть, которая все ещё недостаточно доверяла ему. Кажется, я говорила ему что-то, но я понятия не имела, что сказала. Я утратила контроль над всем, возможно, даже над самой собой. К тому времени, когда я снова сумела мыслить связно, Блэк навалился на меня всем весом, стискивая руками мою поясницу.
Когда я кончила в следующий раз, он тяжело вскрикнул.
Я почувствовала, как его контроль полностью ускользает.
Я застонала, когда Блэк тоже кончил. Это причиняло боль — интенсивное давление, которое едва не заставило меня снова кончить. Я чувствовала, как что-то в нас обоих сместилось. Я чувствовала, как предлагаю себя ему — возможно, даже ту часть себя, которая оставалась для него закрытой с тех пор, как он впервые оставил меня здесь.
Исходившая от него боль усилилась, делаясь невыносимой.
Блэк начал говорить со мной, используя слова, которые я помнила по времени до его отъезда, по той ночи, когда мы были вместе перед тем, как он меня оставил.
— Liliere… liliere ilya… untielleres. Gaos… Мири… Мири… untielleres… untielleres…
Я не знала, что означают эти слова.
Я говорила себе это тогда и потом.
Я действительно не знала, что значило любое из этих слов.
И все же сокрушившая меня горячая волна эмоций — согревавшая меня от центра груди до кончиков пальчиков как жидкое пламя, пока он шептал мне на ухо — делало многое чертовски ясным.
Возможно, даже слишком ясным, честно говоря.
Но я пока не была готова об этом думать.